Книга Тролли в городе, страница 19. Автор книги Елена Хаецкая

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тролли в городе»

Cтраница 19

Кажется, я задремал. Когда я открыл глаза, то обнаружил себя в одиночестве. Я сидел на ступенях какого-то магазина, среди осколков витрины. Вода заливала асфальт, несколько деревьев в сквере были повалены. Девушка-продавщица со злым личиком перевязывала пораненную ладонь платком.

Я вошел в магазин, оставляя за собой мокрые следы.

– Мне нужно позвонить домой, – сказал я, обращаясь в пустоту. – Пожалуйста, позвольте мне воспользоваться телефоном.

Исчезновение поцелуя
Она:

Он сидит на табурете-насесте практически рядом со мной – собственно, разделяет нас всего один никем не занятый насест, – поглядывает на меня искоса и говорит:

– Случалось ли вам когда-либо замечать, как изысканны бывают резиновые перчатки, оставленные без пригляду? В надетом состоянии они почему-то упорно превращают ваши руки в какие-то грабарки. Но стоит снять их, выйти из ванной и погасить там свет… Всё! В перчатках пробуждается тайная жизнь. И когда в следующий раз вы входите в ванную и видите их там на краю раковины, то поневоле отмечаете, в какой элегантной позе они застыли. Если, конечно, – добавляет он, подумав, – допустимо слово «поза» в отношении перчаток, которые представляют слепки не с человеческого тела в его целокупности, но с фрагмента. Положим, выразительнейшего, но все-таки фрагмента.

– Допустимо, – сказала я. Он меня заинтересовал, заговорив о том, что я и прежде считала для себя любопытным.

Он вздохнул с явным облегчением и продолжил:

– У перчаток всегда безупречный вкус. Даже у резиновых. Они не позволят себе вульгарного оттопы́ривания… оттопырйния? – Он опять посмотрел на меня вопросительно.

– В оттопырйнии есть что-то нетопыриное, – ответила я. – Пусть будет лучше оттопы́ривание.

Он кивнул, соглашаясь, и воскликнул:

– Как с вами легко! Ну так вот, ни одна перчатка в здравом уме и не принуждаемая к тому владельцем не допустит жеманного оттопы́ривания мизинца, пригодного лишь для совращения прыщавых телеграфистов, но явно недостойного воспитанной дамы.

Он посмотрел на свою руку, в которой держал бумажный стаканчик с кока-колой. Мизинец его с длинным ровным ногтем плотно прилегал к стаканчику.

Он интригующе подвигал пальцем.

– Видите? Даже когда перчатки не напоминают мне об этом, я все равно не расслабляюсь.

– Растопыренные пальцы плохо лезут в перчатки, – согласилась я.

Он поймал губами трубочку, болтавшуюся в стаканчике, и не без колебаний присосался к коле.

– А вы любите фастфуд? – спросил он меня.

Я кивнула.

– Но ведь это вредно? – настаивал он. У него, несомненно, имелась какая-то цель, но я ничего не имела против.

– Вы же любите фастфуд, – возразила я. – Хоть это и вредно. Что скажете?

– У меня безупречный вкус, – произнес он, вздыхая. – Я ценю чистоту стиля. Гамбургер – это само воплощение чистоты стиля.

– В таком случае, вам должна нравиться тяжелая рок-музыка.

– Тяжелый рок, – поправил он. – Музыка здесь ни при чем… Нет, там слишком много примесей. Удручает.

Он втянул в себя еще немного колы.

– Фастфуд – необязательное место, – сказал он затем и посмотрел на меня. – Здесь достаточно быть милым. Непритязательность такого блюда, как бутерброд, содержит в себе нечто завораживающее. Ты как бы задаешься вопросом: каким же я должен быть, чтобы соответствовать этой длинной булке с тмином, этим кусочкам прозрачной ветчины и ломтикам помидора? Неужто здесь будет востребован весь блеск моего экономического (я говорю условно) образования? Нет, здесь нужно нечто иное. Какие-то глубинные человеческие ценности. Вы следите за моей мыслью?

– Да, – сказала я. – Благодаря вашей мысли я могу кусать свой бутерброд без всякой задней мысли.

Он одобрительно хмыкнул.

– Поскольку вид жующей женщины всегда вызывает некоторые сомнения, – добавила я.

– О! Вам это известно? – Он выглядел приятно удивленным.

– Я наблюдала за лицами мужчин в ресторанах. Когда они украдкой посматривали на женщин.

– Понимаю. – Он отставил стаканчик. – Но бутерброд – другое дело. Бутерброд позволяет вам прилюдно осуществлять даже такую ужасную вещь, как кусание и жевание.

– Именно, – сказала я.

Он перегнулся ко мне через разделяющий нас табурет:

– Скажите мне честно: как выглядят в ресторанах мужчины? Когда они едят? Я, конечно, наблюдал – со своей стороны, – но я абсолютно необъективен…

– Мужчина в ресторане естествен, – сказала я. – Еда – его стихия. Он погружен в нее самой своей физиологией, нацеленной на короткий, но отчаянный рывок: добежать до самки и оплодотворить ее. Такова природа вещей. Женщины в большинстве своем этого не понимают. Или не желают принять. В одном древнеегипетском стихотворении девушка упрекает возлюбленного за равнодушие к ней и говорит:


Уходишь!

Трапеза зовет тебя!

О, ты – человек живота!

Я процитировала неточно, по памяти, и смутилась. Вдруг он знает это стихотворение лучше меня? Эрудиция или невежество собеседника всегда будет оставаться для тебя терра инкогнита. Это одна из тех областей человеческого взаимодействия, где потрясения вероятны в любой момент.

Но он не знал – или удачно притворился, будто не знает. Во всяком случае, держался он так, словно мой ответ полностью его удовлетворил.

– Итак, мы установили, что жующий мужчина естествен, но женщина с куском за щекой выглядит отталкивающе, – провозгласил он, потирая руки. – Поэтому надлежит кушать так, словно ты вовсе не подозреваешь о том, чем занимаешься… И здесь мы возвращаемся к теме перчаток. Чем больше женщина похожа на перчатки, тем лучше.

– Поэтому и поется в песенке: «Менял я женщин, как перчатки»? – спросила я.

Он очень серьезно посмотрел на меня.

– Это чрезвычайно правдивая и грустная песня, – вздохнул он. – Она рассказывает о человеке, который не нашел любви. Ему следовало бы окончить свои дни продавцом перчаточного магазина. Там он, по крайней мере, был бы на месте.

– Ну а если серьезно, как вас зовут? – спросила я.


Когда она спросила об имени, я по-настоящему задумался над тем, каким она меня видит. Я впервые знакомился с женщиной в фастфуде. Мы сидели на табуретах-насестах, как американские подростки, и даже немножко крутились на месте. Разделявший нас табурет имел сморщенное, как будто даже озабоченное сиденье. Оно было примято сотнями задниц, побывавших на нем и постепенно тяжелевших по мере поглощения гамбургеров и колы. Оно явно было огорчено нашим пренебрежением.

Это сиденье нагляднее всего, кажется, выражало дух того заведения, где я позволил себе подсесть к незнакомой женщине и завязать с ней разговор.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация