В другом письме он дополняет рассказ новыми ужасными подробностями:
«Свидетель-очевидец рассказывал про трагическую смерть бедного Столыпина. Когда он упал, княгиня Лобанова с дочерью, бывшая тут же, упали в обморок, думая, что злополучным был молодой Лобанов, находившийся возле Столыпина. Какой-то англичанин и матрос тотчас бросились в шлюпку. Англичанин поймал руку Столыпина, но тот был в перчатке, и рука англичанина соскользнула; тело скрылось, оставив над волной его фуражку.
К несчастью, у Столыпина было в кармане на 10 тыс. рублей золота, которое он взял с собой; быть может, эта тяжесть способствовала тому, что он пошел ко дну; дело в том, что тела больше не видели. Отчаяние семьи заставило вернуться к Английской набережной, чтобы высадить несчастную мать и остальных родственников, после чего пароход продолжил свой путь».
Эта история настолько УЖАСНА, что вызывает какие-то митьковские ассоциации («кто спасет женыцину?!»). Падающие в обморок княгини, перепутавшие молодого Столыпина с молодым Лобановым (брык! брык!), какой-то англичанин (откуда взялся? почему непременно англичанин?) фуражка над волнами (о!) — ну и главный шедевр, что это за «10 тыс. рублей золота» в карманах, которые утянули беднягу ко дну? Откуда сведения о такой сумме золотом? Какие-то клондайкские страсти с золотыми самородками…
Алла Марченко предлагает связать гибель молодого Столыпина с болезнью Лермонтова. В самом деле, слишком уж долго и непритворно болеет поэт. В детстве Лермонтов дружил с Павлом Григорьевичем, так что его гибель могла оказать на него тяжелое влияние.
Но! — напоминает Алла Марченко. «Утонувший Павел — не первый… которого Лермонтов хоронил в сознательном возрасте». Действительно, в феврале 1834 года внезапно умер другой его кузен Столыпин, однокашник по юнкерской школе. В связи с этим Лермонтов написал кузине довольно легкомысленным тоном: «Я с восторгом принимаю ваше любезное приглашение… но после обеда, ибо, к великому моему огорчению, мой кузен Столыпин умер позавчера, и, я уверен, вы не сочтете дурным, что я лишу себя удовольствия видеть вас на несколько часов раньше, чтобы пойти исполнить столь же печальную, сколь и необходимую обязанность».
Лермонтов просто пошел на похороны, а потом пошел на обед!
А тут — заболел! На два месяца!
Почему?
У Аллы Марченко есть потрясающий ответ на этот вопрос:
«Разница реакций объяснима лишь в случае, если Лермонтов был на пироскафе и Павел Григорьевич на его глазах упал за борт. И не в раздражительности нервов дело… Случай не мог не заставить Лермонтова, привыкшего анатомировать каждое свое душевное движение, задать себе несколько горьких вопросов: почему ни он, ни другие родственники не сделали того, что сделал англичанин — следуя спортивному кодексу чести, и матрос — по профессиональной обязанности? Что помешало им, гвардейским офицерам, оказать помощь? «Холод тайный» или рабий страх за собственную жизнь? Какой механизм не сработал и почему? К печальным мыслям примешивалось и глухое раздражение: уж эти Столыпины! 10 тысяч золотом в кармане гвардейского офицера! Словно он провинциальный купец, боящийся расстаться со своей казной, а не русский дворянин… Нет, в этой стране все рабы — даже господа…»
От этого пассажа хочется просто рыдать. Алла Марченко не ставит под сомнение 10 тысяч золотом в кармане. Ну конечно, Булгаков же (известный сплетник) написал. Не удивляет ее и вовремя подвернувшийся спортсмен-англичанин. Но, главное, ее абсолютно не удивляет то обстоятельство, что Лермонтов якобы струсил!
Вот это просто поразительно. Ничто и никогда не заставляет предположить, что Лермонтов когда-либо вел себя так позорно и трусливо. Лермонтов не испытывал «рабьего страха» ни перед цензорами (действовал по-столыпински: нашел влиятельного знакомца и попытался надавить), ни перед однокашниками, которых задевал в эпиграммах, ни перед профессорами университета, ни перед армейским начальством, ни перед львами и львицами высшего света. Впоследствии, оказавшись на Кавказе, слыл отчаянным малым, отличался в сражениях. И тут вдруг, с какой-то непонятной «радости», Лермонтов испугался, а потом так переживал это обстоятельство, что даже заболел!..
Алла Марченко уже не в первый раз приписывает Лермонтову — офицеру и дворянину — черты, свойственные полудиссиденту с советской кухни. Лермонтов не был тайным врагом самодержавия, он не был атеистом, он не был трусом. А болел он всегда подолгу, и это нам тоже известно. Поэтому логичнее предположить, что Лермонтов весной 1836 года захворал каким-нибудь питерским гриппом и что у Лермонтова в это же самое время погиб родственник. Два не связанных между собой события.
Дела, связанные с продажей части Кропотова и разделом наследства с тетками, были переданы в надежные бабушкины руки. Лермонтов спокойно мог болеть и заниматься творчеством.
Выразительный и какой-то трогательный «очерк» Лермонтова той поры дает художник Меликов, который случайно встретился с поэтом в Царскосельском парке.
«Живо помню, как, отдохнув в одной из беседок [Царскосельского] сада и отыскивая новую точку для наброска, я вышел из беседки и встретился лицом к лицу с Лермонтовым после десятилетней разлуки. Он был одет в гусарскую форму. В наружности его я нашел значительную перемену. Я видел уже перед собой не ребенка и юношу, а мужчину во цвете лет, с пламенными, но грустными по выражению глазами, смотрящими на меня приветливо, с душевной теплотой. Казалось мне в тот миг, что ирония, скользившая в прежнее время на губах поэта, исчезла. Михаил Юрьевич сейчас же узнал меня, обменялся со мною несколькими вопросами, бегло рассмотрел мои рисунки, с особенной торопливостью пожал мне руку и сказал последнее прости… Заметно было, что он спешил куда-то, как спешил всегда, во всю свою короткую жизнь. Более мы с ним не виделись…»
Лермонтов пишет в сентябре 1836 года поэму «Монго», в октябре заканчивает очередную редакцию драмы «Маскарад», которую переименовывает в «Арбенина».
«Арбенин» сильно переделан по сравнению с «Маскарадом»: действие перенесено с маскарада на бал, история с браслетом заменена любовной интригой Нины с князем Звездичем, месть Арбенина ограничилась мнимым отравлением жены и семейным разрывом. В финале пьесы Арбенин уезжает, порывая со светом навсегда. Баронессы Штраль нет, зато появляется воспитанница Оленька; Казарин и Неизвестный превращаются в одно лицо.
Цензор написал лаконично: «Запретить, 28 октября 1836 года».
С 24 декабря Лермонтов числится «заболевшим простудою». Он живет в Петербурге, встречается с издателем Краевским, возвращается к старым впечатлениям в романе «Княгиня Лиговская»: снова Варенька Лопухина, снова Екатерина Сушкова. Потом, после Нового года, происходит событие, которое резко изменило всю жизнь Лермонтова.
Глава шестнадцатая
«Смерть Поэта»
27 января, около пяти часов пополудни, за Комендантской дачей на Черной речке в окрестностях Петербурга состоялся поединок Пушкина с Дантесом. В шесть часов вечера смертельно раненный Пушкин привезен в свою квартиру в доме княжни Волконской на Мойке. В тот же вечер по городу распространился слух о смерти Пушкина.
