Петр Кириллович Шугаев, автор заметок, родился в 1855 и умер в 1917 году в Чембаре. Он был землевладельцем и краеведом, интересовался историей родной земли, состоял в Чембарской гильдии купцов. Собранные им материалы о Лермонтове и Белинском опубликовал в журнале «Живописное обозрение» в 1898 году. Известен Петр Кириллович не только краеведческими исследованиями. В безводной степи между селами Гавриловка и Свищевка он насадил уникальную по составу рощу на площали около двадцати гектар. Этот памятник природы называется в его память Шугаевым лесом…
Однако лес лесом, а заметки Шугаева знакомят нас не столько с реальными событиями давно прошедших лет, сколько с устоявшейся легендой касательно тех стародавних событий. Нетрудно догадаться, что бабушка Арсеньева не стремилась сделать факты достоянием общественного мнения. Отъезды, умолчания, уклончивость — все это затянуло странную смерть Михаила Васильевича почти непроницаемой туманной дымкой.
Согласно другой версии, в Тарханах был устроен не только маскарад с танцами, но и театральное представление, и притом ставили «Гамлета» в каком-то новом переводе, предположительно Степана Ивановича Висковатова. Начали съезжаться гости. Михаил Васильевич непрестанно выбегал на крыльцо — слушать, не зазвенят ли знакомые бубенчики экипажа г-жи Мансыревой.
Елизавета Алексеевна была на мужа сердита и, как говорят, несколько дней уже с ним не разговаривала. Вместе с тем она следила за ним и понимала, чем вызвано его беспокойство. Она поклялась себе, что ноги ее соперницы не будет в Тарханах, и отправила к ней доверенных слуг с запиской, содержавшей «какую-то энергическую угрозу». Мансырева была перехвачена на полпути и возвратилась к себе обратно, отправив в свою очередь записку Михаилу Васильевичу. Что было в этой роковой записке — неизвестно.
После представления «Гамлета», где Михаил Васильевич играл роль могильщика, он ушел в гардеробную, прочел письмо своей возлюбленной и принял яд. Гости нашли его отравившимся.
«Рассказ о смерти Арсеньева слышан мною от близких к семье Мансыревых людей, — прибавляет П. А. Висковатов, — но еще раньше, в 1881 году, в Тарханах мне сообщали старожилы разные вариации смерти Арсеньева. Говорили, между прочим, что в Тарханах съехавшиеся на Святках гости задумали рядиться. Ряженые собрались в зале, но вдруг, среди общего веселья, заметили, что одного из кавалеров недостает. Пошли отыскивать его в мужскую уборную и наткнулись на Михаила Васильевича, лежавшего мертвым на полу, в костюме и маске. Говорили, что он умер от удара…»
Арсеньев похоронен в фамильной часовне в Тарханах. В семейной легенде остался образ рокового карнавала, на котором погибает влюбленный человек.
Глава вторая
Родители
Марья Михайловна Арсеньева была единственным ребенком Михаила Васильевича и Елизаветы Алексеевны. Она родилась в 1795 году и была, по словам П. А. Висковатова, «ребенком слабым и болезненным, и взрослою все еще глядела хрупким, нервным созданием…».
После смерти отца Маши, в 1810 году, Елизавета Алексеевна предполагала отправить дочь в Петербург, в Смольный. Однако в архиве «Воспитательного общества благородных девиц» в списке пансионерок за 1810 год напротив имени Марьи Арсеньевой отмечено: «Не представлена». Маша воспитывалась дома.
По нескольку месяцев Елизавета Алексеевна с дочерью проводила в Москве. Путешествовали не спеша, «на долгих», т. е. не меняя лошадей, а давая продолжительный отдых одним и тем же лошадям. По пути в Первопрестольную останавливалась погостить у родных и у знакомых помещиков.
Однажды, возвращаясь из Москвы, мать с дочерью заехали в Васильевское — к Арсеньевым. С Арсеньевыми Елизавета Алексеевна вела кое-какие имущественные дела. В первую очередь она была обеспокоена тем, чтобы документально оформить и забрать себе из наследства все, что только ей причиталось. Деловая хватка у Елизаветы Алексеевны была истинно столыпинская. После смерти мужа г-жа Арсеньева мгновенно переписала на свое имя одиннадцать человек дворовых, принадлежавших лично Михаилу Васильевичу. Прибрала к рукам и мужниных крепостных, переселенных в Тарханы из наследственного поместья Арсеньевых. Хлопотала о другом наследстве и потому нередко ездила к родственникам мужа.
Арсеньевы жили открыто, у них в Васильевском постоянно находились гости. Там Марья Михайловна и познакомилась с Юрием Петровичем Лермонтовым.
Имение Лермонтовых Кропотовка находилось по соседству с Васильевским. Семейство Лермонтовых состояло из пяти сестер и брата.
О самом Юрии Петровиче известно не слишком много. Он родился в 1787 году. Окончил Первый кадетский корпус в Петербурге, в 1804 году в чине прапорщика выпущен в Кексгольмский пехотный полк. Менее чем через год был переведен в только что покинутый им кадетский корпус, где Юрий Петрович служил воспитателем. В 1810 году получает чин поручика, а 7 ноября 1811 года увольняется в отставку с чином капитана и мундиром. Причиной отставки названа болезнь, которая якобы и оборвала довольно успешную карьеру двадцатичетырехлетнего офицера (за семь лет службы Лермонтову трижды было объявлено «высочайшее удовольствие и благодарность», «в походах и штрафах не был, к повышению аттестовался достойным»). Предполагается, что в действительности отставка была вызвана необходимостью заняться хозяйством в имении, где дела шли совсем худо.
Красивый молодой человек произвел сильное впечатление на Марью Михайловну. Романтическому чувству охотно покровительствовали Арсеньевы; одна Елизавета Алексеевна была решительно против этого союза.
П. К. Шугаев записал рассказ об этом браке: «Отец поэта, Юрий Петрович Лермонтов, был среднего роста, редкий красавец и прекрасно сложен… Он был добр, но ужасно вспыльчив… Хотя Марья Михайловна и не была красавицей, но зато на ее стороне были молодость и богатство, которым располагала ее мать, почему для Юрия Петровича Марья Михайловна представлялась завидной партией, но для Марьи Михайловны было достаточно и того, что Юрий Петрович был редкий красавец и вполне светский и современный человек».
П. А. Висковатов прибавляет: «Немногие помнящие Юрия Петровича называют его красавцем, блондином, сильно нравившимся женщинам, привлекательным в обществе, «бонвиваном»… Крепостной люд называл его «добрым, даже очень добрым барином»».
Звучат в этих характеристиках и тревожные нотки — «замечательный красавец, но вместе с тем пустой, странный и даже худой человек» и даже «игрок и пьяница».
Несмотря на сопротивление Елизаветы Алексеевны, помолвка состоялась, вероятно, в том же 1811 году, и из Васильевского Марья Михайловна возвратилась в Тарханы уже «объявленной невестой».
Война задержала свадьбу. В 1812 году Юрий Петрович вступил в Тульское дворянское ополчение, а в 1813-м находился на излечении в Витебске. Свадьба состоялась только в 1814 году. Венчание происходило в Тарханах, очень торжественно, при большом съезде гостей. Вся дворня была одета в новые платья. Так сообщает П. А. Висковатов; другие источники, однако, говорят о том, что точное время и место венчания Марьи Михайловны и Юрия Петровича неизвестны; Тарханы — наиболее вероятное место, а 1814 год — наиболее вероятное время. Один из сослуживцев Лермонтова обмолвился: «Стороной мы слышали, что история его матери — целый роман». Из этой обмолвки — в сочетании с неустановленной датой свадьбы — иногда выводят целую историю «с похищением». Но, вероятнее всего, «роман» означал всего лишь брак по страстной любви, брак вопреки воле ближайшей родственницы — матери невесты.
