— Да, — он шевельнул губами. Но это можно было истолковать и как «нет». Просто слабое движение, и все.
— А я достала все ножи из трупов, — похвалилась Енифар. — У нас есть три хороших ножа. Один труп был еще живой, но и из него я вытащила нож.
Ее пальцы были липкими и красными. Арилье поморщился. Ему было тяжело смотреть на эти пальцы, как будто они уже сомкнулись на его горле и пытались задушить.
— Что будем делать? — прошептал Арилье. Или это он просто подумал?
— Ничего, — ответила Этгива.
Фэйри вышла из пустоты, из средоточия костра, оттуда, где пламя становится синим, и уселась рядом с Арилье.
— Мои руки мертвы, — сказала она. — Мое сердце мертво. Я остановлю твою кровь, она не будет течь из раны.
Енифар вскочила и набросилась на Этгиву с кулаками.
— Нет! — кричала девочка. — Уходи, ты мертвая! Уходи, откуда пришла! Уходи, не будь, не будь здесь! Не трогай его, ты!..
Этгива повернулась к Енифар и долго рассматривала девочку: косички, золотые украшения в волосах и на висках, смуглый лоб, синие ресницы, черные раскосые глаза… всю, всю Енифар, наследницу и аристократку, чужачку, подменыша, красавицу — не женщину еще, но обещание женщины.
А потом сильно постучала по ее крутому лбу согнутым пальцем.
Как будто в дверь стучалась.
— Выходи, выходи, мы ведь знаем, что ты дома.
— Да, да, я дома, но я не хочу выходить, я отдыхаю, я сплю.
— Выходи, сегодня танцы, выходи, сегодня две луны встречаются над поляной, мы знаем, что ты скоро выйдешь.
— Да, — скрипит и стучит предательница-дверь, — скоро она выйдет, наша Енифар, она скоро выйдет из дома, чтобы танцевать с вами.
— Я скоро, я скоро, — бормотала Енифар, — я лишь надену все мои накрахмаленные юбки…
— Вот и хорошо, — сказала Этгива спокойно. — Не торопись, одевайся как следует. — Она еще раз ударила девочку в лоб, трижды, сильным, свернутым в баранку пальцем. — Одевайся, как следует, Енифар, чтобы не пришлось краснеть за тебя.
— Арилье, — позвала Енифар. — Арилье!..
Он не отвечал, хотя находился где-то поблизости.
Этгива вдруг прошла мимо Енифар, наклонилась и силой заставила Арилье подняться на ноги. «Что ты делаешь! — подумала, а может быть, закричала Енифар. — Он ведь ранен, он умирает, и вообще — оставь его в покое, потому что он мой. Он не твой больше. У тебя мертвое сердце, а у меня живое. У тебя лживое сердце фэйри, а у меня — кровавое сердце троллихи. И которую, по-твоему, из нас он захочет выбрать?»
Но Этгива, разумеется, не слышала, а если и слышала, то не захотела понять. Она вцепилась пальцами в затылок Арилье, а его руку утвердила на своей талии — и заставила эльфа сделать шаг. Арилье качался, нелепо улыбаясь и падая головой на плечо. Этгива не обращала на это никакого внимания. Она повела его по кругу. Ноги у него заплетались, а глаза мертво блестели.
— Что же ты, Арилье! — сказала Этгива. — Сейчас ты должен отойти от меня на два шага, взять за кончики пальцев и повернуться, вот так и так… — Она сама отступила немного и закружилась на месте.
И тут она зацепилась за стрелу, торчавшую у Арилье в спине.
Этгива остановилась, нахмурилась. Затем морщинки на ее лбу разошлись, а губы исказились в улыбке.
— Что же ты раньше не сказал! — вскричала Этгива.
Она ухватила Арилье, точно бычка или какое-то другое животное, и выдернула стрелу. Кровь хлынула на волю, как беглец из внезапно рухнувшей тюрьмы, отчаянно и самоубийственно, навстречу мечам бдительной стражи. Этгива только засмеялась, видя это. Она сложила свою мертвую ладонь домиком и закрыла рану. Арилье задрожал в ее объятиях, сник, стал белым, стал пресным, стал как ткань, стал как пролитое молоко, а потом вообще перестал быть.
Этгива положила его на землю, перешагнула через него и ушла, напевая и пританцовывая.
Енифар переползла на то место, откуда исчез Арилье, обхватила руками землю, на которой он лежал, и снова заснула.
* * *
Отец стоял на ветке большого дерева.
Ветка простиралась почти на всю ширь поляны. Дерево было одинокое, избитое молниями, почти совершенно мертвое, с множеством черных дупел, где обитала всякая живность. Но эта ветка упорно зеленела и властвовала над немалым пространством.
И Джурич Моран стоял на ней — босой, в убогих лохмотьях, но ужасно гордый, с развевающимися волосами, и, кажется, веселый.
— Эй, дочка! — заорал он, едва завидев Енифар.
Енифар подбежала к дереву и задрала голову вверх.
— Джурич Моран, — позвала она и заплакала.
Моран нахмурился, наклонился, крепко вцепившись в древесную кору пальцами ног.
— Ты это чего, ревешь, что ли? — возмутился он. — Дочь Джурича Морана плачет?
— Дочь Аргвайр плачет, — сказала девочка. — Этого тебе довольно?
— Ни в коем случае! — отрезал Моран. — Недовольно мне ничего. Я вообще жутко недоволен! С кем ты связалась? Кто он?
— Арилье.
— Эльфийское имя. Ты сошла с ума?
— Он тролль.
— Он мститель? Я думал, этот обычай давно отошел в прошлое.
— Был Арилье-эльф, который убил всех в роду, кроме младшего. Младшего назвали Арилье-тролль, чтобы он стал мстителем. И Арилье встретил Арилье, и только один Арилье остался на свете, и теперь этот единственный Арилье — тролль. По-моему, такое можно считать победой троллей.
— Ты права, — пробурчал Джурич Моран. — Ладно, разрешаю. Водись со своим Арилье.
— Я и без твоего разрешения с ним вожусь, — надулась Енифар.
— Эй, Енифар! — крикнул Моран, выпрямляясь.
Он выпрямился вовремя, чтобы подставить лицо порыву холодного ветра, и с удовольствием ощутил длинные ледяные воздушные пальцы у себя в волосах. Но потом эти пальцы забрались к нему под лохмотья, и Моран недовольно поежился.
— Спустись ко мне, отец, — попросила девочка. — У меня шея болит — на тебя смотреть.
Он никак не показал, что слышит ее просьбу. Вместо этого он спросил:
— Куда ты направляешься вместе со своим Арилье?
— В Калимегдан, разве ты не знаешь?
— Кто послал тебя в Калимегдан?
— Моя мать.
— Зачем она это сделала?
— Она говорит, что только в Калимегдане мне расскажут, как тебя найти.
— Ты уже нашла меня, Енифар. Для чего ты идешь в Калимегдан?
— Это обитель Мастеров, отец. Они изгнали тебя из Истинного мира, они же и знают, как тебя вернуть.
— Они ответят тебе, что я оставил слишком много злых вещей и что не будет мне прощения, пока все эти вещи не исчезнут.
