— Второй вопрос: кто такие Таваци? — не унималась Деянира.
— Таваци? Не припоминаю… Хотя… — Тиокан наморщил лоб. — Да, был один Таваци, подмастерье, которого я дисквалифицировал за бездарность и систематическое пьянство… Обычно мастера не просят избавить их от подмастерьев, но этот оказался просто невыносимой обузой. Тут ничье терпение бы не выдержало.
— А другие Таваци?
— Других не знаю. Очевидно, они никак не связаны с гильдиями. Если эти твои Таваци вообще существуют… А теперь объясни, почему ты задала мне такие идиотские вопросы.
— В последнее время происходит нечто странное, — заговорила Деянира.
— Поживи подольше, курица, и ты поймешь, что странное происходит постоянно, а не только в последнее время, — фыркнул Тиокан. — Начало неубедительное. Попробуй еще раз.
— Мои воспоминания не соответствуют действительности, — сказала Деянира.
— Девичьи грезы никогда не соответствовали действительности.
Деянира неопределенно фыркнула, и Тиокан тотчас отреагировал — следует признать, явив при этом немалую проницательность:
— Если под «сбывшимися девичьими грезами» ты подразумеваешь громилу, который мнется за твоей спиной, — то поздравляю. — И Тиокан растянул губы в ехидной улыбочке. — Ты нашла наиболее совершенное воплощение своей куриной мечты: нечто рослое, широкоплечее, тупое, слепо влюбленное и готовое ради тебя на все.
Деянира и бровью не повела:
— Вы как всегда смотрите в корень и вскрываете самую сущность явлений, господин Тиокан. Поэтому-то я и утверждаю, что Евтихий нам необходим. Он именно готов, и именно на все, и именно ради меня. Осталось только поставить перед ним задачу. И эту задачу, мой господин, должны поставить перед ним вы. Поэтому, умоляю, выслушайте меня до конца, чтобы руководить нами без ошибок, владея всеми фактами.
— Ладно, — проворчал, смягчаясь, Тиокан.
— Итак, мои воспоминания. Я, например, точно помню о том, как соперничала с мастерами Таваци, как перехватывала у них заказы, как подралась, — прошу прощения, но это так! — с их подмастерьем, Тайноном…
— Впервые слышу о такой истории, — недовольно пробурчал Тиокан. — Я и понятия не имел о том, что ты дерешься.
— В данных обстоятельствах важно не мое антиобщественное поведение, а нечто совсем другое, — парировала Деянира (она все-таки покраснела). — Важно то, что нынешняя реальность не предполагает даже возможности подобного столкновения. Не существует ни мастеров Таваци, ни их подмастерья.
— Но кого же ты, в таком случае, отдубасила?
Не отвечая, Деянира прибавила:
— Я помню и другие вещи, которые тоже не могли случиться… Например, Котта Таваци, моя добрая приятельница. Я иногда разговариваю с ней, если мы встречаемся на рынке.
— О чем? — насупился Тиокан.
— Мы обмениваемся рецептами блюд, — объяснила Деянира. — Я хочу добиться совершенства также в кулинарном искусстве.
— Ты мастерица-гобеленщица, зачем тебе кулинарное искусство? — возмутился Тиокан. — Нельзя смешивать два ремесла, нельзя соединять два ремесла, нельзя отбирать ремесло у соседа.
— Я женщина, а все женщины должны уметь готовить, — отозвалась Деянира. — Это залог будущего семейного счастья.
— Ты рассуждаешь о семейном счастье? — возмутился Тиокан. — Ты? Ты не должна даже и мысли допускать об этом! Это, в конце концов, неприлично! Не всякую непристойность, которая приходит тебе на ум, следует тотчас выбалтывать, да еще и при… — Он покосился на Евтихия. — При посторонних!
Деянира поклонилась:
— Благодарю за совет и больше не повторю ошибки.
— То-то же. — Тиокан немного успокоился, но видно было, что он не на шутку возмущен. На его сереньких щеках даже проступил румянец.
— Я хочу сказать, что существовала некая Котта Таваци, и я нередко с ней беседовала, — вернулась к прежней теме Деянира. — Недавно она поделилась со мной своей радостью.
— Только не говори мне, что эта несуществующая Котта Таваци ждала ребенка! — нервно попросил Тиокан. — Подобной распущенности я не выдержу.
— Хорошо, не буду, — сказала Деянира с лицемерным смирением и опустила голову, подсматривая за Тиоканом исподлобья.
Тиокан некоторое время молчал, то сжимая, то разжимая кулаки и самым пристальным образом наблюдая за движениями своих пальцев. Затем он встретился с Деянирой взглядом и спросил:
— Что ты хочешь, в конце концов, мне сказать?
— Реальность изменена, — выпалила Деянира.
— Такого не может быть.
— Такое случилось.
— Твое объяснение.
— Джурич Моран.
— Моран… Моран… — пробормотал Тиокан. Он выглядел растерянным, но быстро обрел самообладание: — А доказательства?
— Пока нет. Но должны быть.
— Для начала — почему ты заметила, что реальность была изменена, а вот другие горожане, и куда более почтенные, чем ты, ни о чем даже не догадываются?
— Очевидно, все дело в том, что я… — Деянира вздохнула. — Я чужачка. У меня нет корней в Гоэбихоне. Изменение ткани прошлого никак не сказывается на моем настоящем… Моих предков здесь попросту не было.
— Разве? — поразился Тиокан. — Мне всегда казалось, что ты родилась на Башмачной улице, в пристройке за домом Серебряной Ватрушки.
— Нет, — твердо сказала Деянира. — Я родилась далеко отсюда, и это непреложно.
— Ну, раз непреложно… — Тиокан вздохнул. — Выкладывай дальше. Что еще тебе известно?
— В книге уставов должна храниться какая-то запись… Заметка, где все изложено…
— Что такого может быть написано в книге уставов, чего я не знаю? — Тиокан медленно поднялся с кресла, навис над столом (для чего встал ногами на сиденье). — Ты хоть поняла, жаба безволосая, что ты сейчас сказала? По-твоему, я не знаю книгу уставов наизусть? По-твоему, я — плохой хранитель?
— По-моему, вашу память нарочно затуманили злоумышленники, — не сдавалась Деянира, хотя, следует признаться, вид разгневанного Тиокана мог напугать кого угодно. — И это произошло со всеми уроженцами Гоэбихона. Вы нарочно поручили мне следить за происходящим, зная, что я меньше других поддамся… э… — Она попыталась квалифицировать совершенное преступление, но не нашла подходящего слова.
— Ты говоришь об извращении ремесла, — с отвращением выплюнул Тиокан. Он опять уселся в кресло и притянул к себе книгу уставов. — Тут какая-то закладка, — заметил он с удивлением. — Я не помню, как вкладывал ее между страницами.
Деянира молчала.
Тиокан раскрыл книгу и погрузился в чтение. Деянира стояла неподвижно, не решаясь даже обменяться взглядом с Евтихием. Она боялась выдать себя. И напрасно она твердила себе, что Тиокану сейчас не до романов какого-то подмастерья, не до репутации Деяниры, вообще ни до чего — он полностью поглощен чтением.
