Но почему она вообще забыла о его существовании? Если между ними что-то было… а ведь было, несомненно… Не так уж много на свете парней, влюбленных в Деяниру. И тем более чрезвычайно ограничен круг лиц, сумевших добиться от нее взаимности.
«У нас был роман. Странный, короткий, но очень яркий роман. Очевидно, платонический, даже без поцелуев. А потом Евтихий пропал. Не бросил меня, не сбежал, не погиб… Случилось что-то еще, гораздо хуже бегства. Он куда-то… провалился. И это — из-за Джурича Морана! — вспыхнула догадка. — Какой-то очередной взрывающийся артефакт. Волшебная фиговина, „подарок“ Морана благодарному человечеству. И в результате я — старая дева. Очень мило».
— Евтихий, — произнесла она вслух, наслаждаясь звучанием имени.
— Простите, госпожа, вы кого-то звали?
Деянира обернулась. Мужчина средних лет, одежда из простой ткани, темная, с ярким поясом и яркой шляпой. Он почтительно поклонился ей.
— Я никого не звала, — холодно отозвалась Деянира. — Откуда у тебя подобные фантазии, милейший?
Она не ошиблась — это был чей-то слуга. И не чей-то, прибавила про себя девушка, а многочтимого господина Руфио Гампила. Это его цвета: черный и ядовито-красный. Всем известно, что Руфио Гампил держит в доме шестерых слуг — неслыханно! Ни у кого нет такого количества прислуги. И, по слухам, все эти лакеи, горничные и повара получают весьма высокую плату. Во всяком случае, живется им куда лучше, чем большинству мастеров в Гоэбихоне.
— Мне показалось, что вы назвали чье-то имя, госпожа, — проговорил слуга.
— Тебе почудилось, — фыркнула Деянира. — Впрочем, я сейчас занята обдумыванием нового узора. В таких случаях становишься рассеянной…
— Прошу меня извинить. — И слуга опять поклонился.
«Какая, однако, наглая демонстрация хороших манер», — подумала девушка. Она вздернула подбородок и высокомерно подняла брови.
«Что ж, когда-нибудь у меня будет служанка, и мне не придется ходить на рынок самой. И уж точно моя служанка не будет кланяться всем подряд и говорить чужим господам разные глупости. И вообще нахальничать не будет».
Деянира выбросила из головы мелкое происшествие и до конца дня была занята только мелкими насущными заботами: покупкой капусты, приготовлением ужина, работой с альбомом, куда девушка заносила свои новые идеи. И лишь перед сном она опять позволила себе погрузиться в раздумья о вещах, не имеющих прямого отношения к повседневности.
«Евтихий. Я влюблена в него. Можно потерять память, но сердце не обманешь: когда я произношу его имя, мне становится тепло. Я не вижу его лица, но… Да, я бы хотела его видеть. Можно даже не видеть, просто ощущать его близость…»
Она уселась в постели, подтянула колени к подбородку.
«Он жив. Он где-то живет, на этой же самой земле. Он рядом… И когда-нибудь я протяну руку в темноте и коснусь его щеки. Это будет самый теплый, самый лучший день в моей жизни».
Она отбросила волосы с лица.
«Я влюблена».
Деянира тихонько засмеялась. Влюблена в парня, о котором ухитрилась забыть!
Но как такое возможно?
Неожиданно ей стало холодно. КАК ТАКОЕ СТАЛО ВОЗМОЖНО? И что еще она забыла?
«Будем рассуждать логически, — сказала себе Деянира, пытаясь побороть растущий ужас. — Я не являюсь пупом земли, как ни обидно это признавать. Следовательно: если имело место некое… условно назовем это колдовством… Нет, не будем употреблять слово „колдовство“, даже условно, потому что это вопиюще ненаучный термин. Прибегнем к выражению „злая воля“. Итак, имела место злая воля. Чья-то. И направлена она была не столько на то, чтобы сделать меня несчастной, сколько… э… на что-то другое. Ну вот, все и прояснилось. Осталось только понять, на что, — и я у цели. Завтра схожу к господину Тиокану и попрошу у него книгу уставов. На свете нет ничего, что нельзя было бы распутать и разрешить при помощи устава. Любой подмастерье должен верить в это как в непреложную истину».
* * *
Своих товарищей по несчастью Евтихий увидел только на следующий день, когда всех троих привели в другую пещеру и там наконец избавили от повязок.
Их глазам предстало просторное помещение с низким потолком. Световых колодцев здесь не имелось; десятки ламп с разноцветными стеклами горели в нишах на стене. Яркие лучи — фиолетовые, желтые, красные, зеленые, — устремлялись к нишам в противоположной стене пещеры, где прямо из камня росли цветы. Приглядевшись, Евтихий понял, что некоторые из этих растений — живые, а другие — каменные.
— Мы считаем истинным не преобразование природы, но сотрудничество с ней, — объявил Дробитель. Он сопровождал всех троих пленников. — Смотрите на эти чудесные существа! Они образовались здесь за десятки лет вследствие особого распределения влаги, содержащей в себе растворенные минералы… Мы регулировали путь каждой капли — и добились наилучшего результата. Там, где человек или эльф искажал бы структуру породы с помощью острых железных инструментов, мы, гномы, творим чудеса при помощи терпения и умелого сотрудничества с самой сутью вещей. Правда, на создание шедевров нам требуется лет на двести больше, чем любому среднему мастеру… Да взять хотя бы Калимегдан!
Он вдруг осекся и ничего «брать» не стал. Молча подтолкнул ближайшего к нему пленника — Фихана — кулаком в поясницу.
— Шевелись! Кхачковяр приказал провести испытания здесь. Он считает, что созерцание красоты обостряет ощущения, и, как следствие, пытки в Цветочной Пещере будут для вас более мучительны, нежели в каком-либо неприглядном месте.
— Отвратительное подземелье с засохшей кровью на полу и осклизлыми цепями на стенах тоже обостряет ощущения, — пробормотал Фихан.
— Странное у эльфов представление о прекрасном, — удивился Дробитель. — Впрочем, кхачковяр предупреждал, что мы столкнемся с трудностями.
— Кхачковяр — это имя? — спросил Евтихий. Он с любопытством озирался по сторонам и, как ни удивительно, не испытывал ни малейшего страха.
— Это титул, — сказал Дробитель. Он остановил Евтихия, развернул его лицом к себе и долго всматривался ему в глаза. Затем вздохнул. — Хорошо, — объявил Дробитель. — Вы трое должны встать на колени, чтобы ваш рост не оскорблял эстетические чувства нашего народа. Вам будут предложены вопросы. Рекомендую отвечать. Впрочем, вы вправе молчать. Это не будет караться немедленным применением физических пыток. Хотя, вероятно, постепенно будут вводиться и физические меры. Кхачковяр не исключил подобной возможности — из уважения к традиции и как результат неукоснительного соблюдения законов.
Два кривоногих гнома (один из них, кажется, обладал еще и горбом) подхватили под руки Геврон и отвели ее к каменному растению, похожему на маленькую яблоню, под синий луч. Один гном взобрался на плечи другого и принялся обеими руками с силой давить Геврон на голову. Женщина некоторое время сопротивлялась, а потом сдалась и опустилась на колени. Она попробовала было сесть на пятки, но ей не позволили: «нижний» гном лягнул ее и сказал:
