Неожиданно Евтихий подумал обо всех переменах, которые случились с ним за последние годы. О нескольких жизнях, которые он прожил. О том, как примерял на себя, точно одежду, судьбу за судьбой — и все только ради того, чтобы отбросить предыдущую и взяться за следующую.
Пока что только одна участь представлялась ему желанной. Рассказать кому — засмеют. Честолюбивых стремлений у Евтихия не было. Даже обычное для безродного авантюриста желание разбогатеть не посещало его. Он всего лишь хотел бы жениться на Деянире и остаток дней прожить с ней под одной крышей — тихо, без особенных забот, без взлетов и падений.
Но Деянира теперь тоже осталась в прошлом. Там же, где и дни погони за Авденаго, служба у Геранна и Броэрека, рабство у троллей, крестьянская доля в родной деревне.
Теперь он — солдат из золотого замка. Но и это ненадолго. А что потом? Стоит ли задумываться?
Когда-то Евтихию казалось, что самыми дорогими друзьями останутся для него его сородичи, такие же крестьяне, как он сам. Потом, среди пленников, угнанных троллями в рабство, он разучился завязывать отношения. Авденаго пытался взломать его одиночество, но вряд ли преуспел. И только избавившись от рабства, Евтихий снова начал подпускать к себе других людей. Сперва Броэрек, потом Деянира, теперь — Фихан и Геврон. И с каждым разом Евтихий все легче сходился с новыми знакомцами и все быстрее начинал считать их друзьями.
Он улыбался, думая об этом.
И тут Геврон тихонько спросила:
— А что ждет меня завтра?
* * *
Пленница молча смотрела на Арванда. Он медленно повторил:
— Еще раз спрашиваю: где они прячут осадные орудия?
Геврон, прикованная к кольцам в стене замкового подвала, вздрогнула всем телом, когда Арванд коснулся плетью ее скулы.
— Отвечай!
— Я не знаю ни о каких орудиях, — прошептала Геврон.
Арванд хлестнул ее наискось по лицу. Геврон успела отвернуться, иначе он мог бы выбить ей глаз.
— Где орудия? — монотонно твердил Арванд. — Ты ведь понимаешь, что я должен найти их и сжечь. Ты понимаешь? Ты поможешь мне?
Она больше не отвечала. На нее плескали холодной водой, били по плечам, даже угрожали поджарить ей ступни, — Геврон упорно продолжала молчать.
Наконец Арванд оставил ее в покое. Его трясло, зубы у него стучали, руки подергивались. Он швырнул плеть на пол и вышел из подвала, не закрыв за собой дверь. Все равно никто пленницу не выпустит — открыть эти кандалы невозможно. Ну, а если кому-нибудь придет в голову напоить и накормить ее — мысль об эльфе приходила Арванду в голову, — что ж, пускай. Завтра предстоит еще один допрос. Нельзя допустить, чтобы пленница умерла.
* * *
Евтихий сказал:
— Она должна была уже вернуться.
— Может быть, разговор получился чересчур увлекательным? — предположил Фихан.
Евтихий покачал головой.
— Ты ведь сам в это не веришь. Какие у Геврон с Арвандом могут быть увлекательные разговоры?
— Возможно, ее увлек сам Арванд. Он ведь довольно притягательный мужчина — с точки зрения женщины, разумеется, — невозмутимо проговорил Фихан.
— Глупости, — взорвался Евтихий. — Не могу даже мысли об этом допустить!
— Придется.
— Почему?
— Послушай меня, Евтихий, и прежде чем ответить, подумай хорошенько. Что ты знаешь о Геврон?
Евтихий угрюмо отмолчался.
Эльф продолжал:
— Мы ничего с тобой о ней не знаем. Одну лишь видимость! Девушка, у которой был меч и которая при том не умела им пользоваться. Девушка властная, всеми недовольная. По-своему сильная и уж точно — упрямая.
— Своевольная, — прибавил Евтихий. — Что еще? Какие ты делаешь выводы?
— Она домохозяйка, — сказал Фихан. — Склонная видеть в мужчинах преимущественно ненасытную утробу и источник беспорядка и неприятностей. Она сварливая. Теперь понимаешь?
Евтихий потрясенно смотрел на Фихана.
Тот продолжал:
— Оказавшись в тоннелях Кохаги, Геврон быстро поняла, что здесь ее видят совершенно не такой, какова она на самом деле. По какой-то причине она предстает постороннему взгляду молодой и привлекательной. Не спрашивай, почему так случилось. У меня нет объяснений… Полагаю, их нет ни у кого.
— Даже у Кохаги, — вставил Евтихий, потому что Фихан сделал паузу.
— Кохаги давным-давно уже умер…
Евтихий усмехнулся, криво и невесело:
— Кому об этом знать, как не мне… Я ведь участвовал в ограблении его гробницы. — Он махнул рукой. — Сейчас это не имеет значения. Давай лучше говорить о Геврон.
Фихан послушно продолжил:
— Геврон назвалась воином, хотя не обладает ни должной сноровкой, ни умением обращаться с оружием, ни даже простой выносливостью… Не говоря уж о способности подчиняться или командовать. Просто она сварливая, а статус воина позволяет ей давать волю языку и кулакам.
— Сварливая баба-домохозяйка, — потрясенно прошептал Евтихий. — Но почему же тогда мы ее любим?
— Над этим я еще не думал, — вздохнул Фихан. — Но, полагаю, дело в том, что она — наша Геврон… И меня тоже беспокоит ее долгое отсутствие.
Они обошли весь замок. Побывали на кухне — вдруг Геврон там и помыкает прислугой; но о новой девушке стряпуха даже не слышала.
Заглянули в кладовку: возможно, Геврон решила самолично пересчитать припасы и составить какой-нибудь особо важный список, который затем вручить командиру.
Солдаты ее не видели, хотя и изъявляли желание познакомиться с красоткой поближе.
— Ты, Евтихий, замолви за меня словечко! — просил один, а лучник Соста прибавил:
— Или ты, Фихан. Скажи ей, что я добросердечен и умею держать слово.
— В этом я убедился, — кивнул Фихан. — Как только встречу Геврон, она об этом узнает.
— А что, — спросил третий солдат, подмигивая Евтихию, — хороша она, эта ваша Геврон? Вы оба ее пробовали?
— Наша Геврон — та еще штучка, — заявил Евтихий. — Одному парню она в порыве страсти откусила ухо.
Солдат восхищенно захохотал.
Фихан сказал Евтихию:
— Придется побеспокоить командира. Возможно, она все еще с ним.
— Не боишься неловкости? — осведомился Евтихий. И, смущаясь, прибавил: — Ну, если они оба… раздетые… и в постели…
— Я многократно видел людей раздетыми. Наблюдал их и в постели: по одиночке, вдвоем и даже в образе свального греха, — гордо заявил Фихан. — Ни один вариант конфигурации человеческих тел меня удивить никак не может. Эльфы, поверь мне, относятся к подобным вещам гораздо проще, чем люди.
