Вельяминов поглядел на Мышецкого с любопытством.
— Так вы сутяга! — воскликнул он так радостно, словно обнаружил какой-то новый вид лучевого пистолета, пленительного по своим дальнобойным качествам. — Я должен был догадаться — по цвету вашего лица и кислой складке губ, а я, осел такой, и не подозревал! Ну, впредь буду знать!
И он крепко пожал Мышецкому руку.
Тот с досадой вырвался.
— Вы все паясничаете, Вельяминов, а между тем эта Думенская — хитрая тварь, и от нее могут последовать большие неприятности. Что она здесь делает, хотел бы я знать?
— Думенская? — переспросил Вельяминов, слегка озадаченный. Он даже нахмурил брови, отчего его широкий лоб неумело смялся складками.
— Вам знакомо это имя? — в свою очередь удивился Мышецкий.
— Да… если ее зовут Софья.
— Софья Дмитриевна, — уточнил Мышецкий.
— Точно, она. — Вельяминов покачал головой. — Как выросла! Я встречал ее несколько лет назад, на одном бале… Тогда она носила траур и выглядела совершенной девочкой. Ну конечно! — Он хлопнул себя по ляжке. — Мышецкий! А я-то гадаю, отчего фамилия ваша сразу мне глянулась. Я ведь знавал когда-то старенькую княжну Мышецкую. Почтенная старушка, много бантов на одежде и по бриллианту на каждом пальце. Играла в карты и благосклонно гневалась на молодежь.
— В таком случае, вы будете сильно удивлены, когда я скажу вам, что Софья Думенская унаследовала все ее состояние, — сказал Мышецкий.
— Фью! — отреагировал поручик Вельяминов. — Вот это штучка!
И он снова посмотрел на Софью в белом платье, которая мелькнула среди деревьев.
— Собственно, я как раз и оспариваю в суде ее право…
— А старуха оставила завещание? — перебил Вельяминов бесцеремонно.
— Именно, — ответил Мышецкий.
— Гиблое ваше дело, дружище, — сказал Вельяминов. — Вы и сами это, наверное, понимаете. Против завещания очень мало можно сделать, а если старуха писала его, не выжив из ума, — то и вовсе ничего… А кто это с Софьей?
— Понятия не имею.
Они попытались рассмотреть спутника Софьи Думенской, но ни Вельяминову, ни Мышецкому это не удалось. Они видели только, что она опирается на руку какого-то мужчины или, скорее, юноши, и что юноша этот ниже ее ростом.
Вскоре Вельяминов распрощался с Мышецким и, заявив, что идет на процедуры, двинулся через парк на поиски Софьи Думенской. Он не сомневался, что встретит ее где-нибудь возле «Беседки Свободы» — хорошенькой беленькой ротонды, построенной на искусственном холме, так, чтобы оттуда можно было со всеми удобствами любоваться горами.
Несколько раз он видел в аллее белое платье, но это оказывалась не Софья. Вельяминов, однако, не отчаивался, поскольку был гусаром, и вскорости действительно обнаружил искомую даму, однако не в «Беседке Свободы», а неподалеку от герм Гете и Шиллера. Представленные в виде древнегреческих божеств, без рук и ног, как бы надетые на кол, знаменитые германские друзья-поэты замыкали собою густую дубовую аллею. Софья задумчиво смотрела то на одного, то на другого. Она уже открыла рот, чтобы высказать какое-то соображение на счет увиденного своему спутнику, как перед нею вырос гусар Вельяминов и весело поклонился.
— Счастлив снова видеть вас, — произнес он.
Софья слегка насупилась и отступила на шажок.
— Мы разве с вами знакомы?
Он посмотрел на нее с улыбкой.
— Разве вы не помните меня, госпожа Думенская? Я — Вельяминов.
— Михаил, — сказала Софья, сразу же перестав дичиться.
— Софья, — и Вельяминов поцеловал протянутую ему руку.
Он ощутил крохотные рубцы на ее коже, как будто она несколько раз порезалась маленькой бритвочкой, и решил, что это произошло при заточке карандашей. Наверное, она рисует, как многие девицы, склонные к задумчивости и уединенному образу жизни, подумал Вельяминов не без умиления.
— Позвольте вам представить, — Софья обернулась к своему спутнику, — это Харитин. Мой… друг. — Она чуть запнулась перед словом «друг», словно хотела выделить его особо.
Вельяминов без малейшего удовольствия пожал сухую ладошку Харитина. Почему-то он чувствовал брезгливость по отношению к этому болезненному, изломанному красавчику.
— Харитин — это имя или фамилия? — спросил Вельяминов.
Софья восхитилась его способностью говорить бестактности, не ощущая ни малейшего смущения.
— Это имя, — мягко ответил Харитин.
— Ну, мало ли что может быть, — просто сказал Вельяминов. — Всегда лучше уточнить заранее.
Харитин посмотрел на Софью вопросительно, как будто не знал, что ответить. Софья улыбнулась Вельяминову.
— Вы правы, Михаил, — сказала она. — Вы что здесь делаете?
— Как — что? — удивился Вельяминов. — Что вообще русский человек делает в Бадене? Поправляет здоровье путем распития воды, воняющей тухлыми яйцами, ругает все немецкое и решительно не едет домой, потому что дома еще хуже.
— Ой, — Софья засмеялась. — Да вы ипохондрик!
— Здесь так принято, — ответил Вельяминов, очень довольный собой. — К тому же у меня была обширная практика. Учился у здешнего приятеля моего, Казимира Мышецкого.
Лицо Софьи потемнело.
— Мышецкий? Он здесь?
— А вы разве не знали?
— Нет.
— Мышецкий уверен, что вы его преследуете.
— Ну, если он так уверен… — Софья обменялась быстрым взглядом с Харитином. — Возможно, я постараюсь не разочаровать его…
Вельяминов пожал плечами.
— Черт с ним, с Мышецким. Скучный тип. Просто другие русские еще невыносимей. Вы любите говорить о болезнях, Софья Дмитриевна?
— Ненавижу, — сквозь зубы процедила Софья.
— Вот и я… недолюбливаю. А местное общество все помешано на болезнях. Точнее, они считают, будто помешаны на здоровье, но здоровье для них заключается в перечислении разных недугов и способов их исцеления.
— А вы чем недугуете? — спросила Софья.
— Вам правда интересно?
— Правда.
— Я недугую дротиком, пробившим мне левое легкое, — сказал Вельяминов. — Этот дротик очень больно из меня вытаскивали. Наш костоправ опасался, что лезвие было отравлено, поэтому он поскорее вышиб его из моего туловища. Чтобы лезвие не превратило мои внутренности в кашу, он протолкнул его насквозь, а потом налил в отверстие водки.
— Вы это всерьез рассказываете? — спросила Софья.
— А вам нравится?
— Очень… Для меня нет ничего слаще, чем послушать, как мучают красивого мужчину в военной форме, — отозвалась Софья. Она продела одну руку под локоть Харитина, другую — под локоть Вельяминова и медленно двинулась по дорожке парка. — Ну, продолжайте же, Вельяминов! — потребовала Софья. — Вы же видите, как я наслаждаюсь.
