Я проделал путь через всю пахучую шумную толкучку, продолжавшуюся и за пределами рыбного рынка, потом прокрался вокруг фундамента здания, где в вечно темных, взбаламученных водах плескалась ребятня.
— Эй, Прыщ! — крикнул я, заметив, что голова его показалась на поверхности. — Если решил от воспаления легких помереть — лучше способа не придумать!
Он ухмыльнулся мне, продемонстрировав широкий зазор между передними зубами, оставленный ему на память двумя фараонами, и переспросил:
— Фто ты говорифь, Фтиви? — Шипящие терялись в этой дырке. — Денек — фамое то, фтоб ифкупнутьфя!
— Вылезай давай, — ответил я. — У меня к тебе деловое предложение!
Отбросив назад черные волосы, он быстро и умело поплыл к тому месту, где я сидел.
— Ну вот, фначала ифкупнутьфя, а потом и делом ванятьфя, — объявил он, выскочил из воды бледной белесой вспышкой, подбежал к маленькой горке своих шмоток, вытерся тряпкой, которая когда-то, должно быть, представляла собой полотенце, и второпях принялся одеваться. — Как ты, Фтиви? Фто лет тебя тут не видал.
— Меня тут и не было, — сказал я, заметив, что голос Прыща стал ниже. Он был на год или два постарше меня, но казался маленьким для своего возраста. — Работаю. Честная жизнь, сам знаешь, уйму времени отнимает.
— Вот потому-то я и дервуфь от нее подальфе, — заявил Прыщ, уже облачившийся в старую рубаху, шерстяные штаны и подтяжки, потом натянул пару поношенных ботинок и пожал мне руку, после чего водрузил себе на голову шапочку углекопа так, что она съезжала ему на один глаз. — Ефли я не фмогу ходить плавать, когда мне вдумаетфя, фмыфла в такой вывни для меня будет никакого. И фто ты там надумал, фтарина?
Я подобрал несколько камешков и начал швырять их в воду.
— Майк до сих пор с тобой?
— Майк? — переспросил Прыщ таким тоном, будто я упомянул члена его семьи. — Ну конефно Майк фо мной! Куда ф мне беф Майка, Фтиви, беф моего мальфика — он ве прировденный крыфолов, мой Майк!
— А ты когда-нибудь его другим одалживал?
— Одалвивал его? — Прыщ скрестил руки, подперев одной подбородок и дотронувшись пальцем до носа, будто обдумывал мои слова. — Нет… нет, я и не думал о таком ни раву. Да и не по дуфе мне это как-то. Знаефь, Майк — он фам по фебе.
Он был убийственно серьезен — и бессмысленно было пытаться убедить Прыща в том, что животные — это всего лишь животные.
— Ну, я мог бы воспользоваться его услугами, — сообщил я. — Скажем, на неделю. И заплатил бы за это как следует.
Палец Прыща продолжал постукивать по носу.
— На неделю. Фто в… — Он внезапно просветлел. — А ефли мы пойдем и фпрофим у него фамого? Ефли Майк тебя примет, Фтиви, это будет фнак, фто он ховет работать — а раф так, то я у него на пути фтоять не фобираюфь!
И Прыщ немедля зашагал к хибаре, которую называл своим домом, — ну вылитый капитан-недомерок преступного мира, — а когда я нагнал его, то подумал, что этого парня ждет блестящее будущее, если ему удастся на шаг опережать пулю из длинноствольного ружья.
Свои дела мы быстренько обсудили по дороге к дому Прыща на Монро-стрит, расположенному в одной из самых старых и страшных частей городских нахаловок. Дом, где обитал Прыщ, как и большая часть соседних, был ветхой деревянной постройкой, оставшейся примерно с прошлого века — а то, что он звал «подвалом», на самом деле больше походило на пещеру. Дотуда мы добрались, свернув в проулок на задах, весь заваленный мусорными кучами и увешанный стираным бельем, а потом спустившись по старинным каменным ступенькам в помещение с земляным полом. Там было темно, если не считать еле различимого света из мутного окна под самым потолком — что не помешало куче собак удариться в лай, едва они заслышали наше приближение. Как только мы вошли, Прыщ зажег керосиновую лампу, и лишь только он это сделал, все ожило: вокруг нас начали скакать и тявкать собаки, кошки шарахались от собак и шипели на них, а рядом кружила дюжинами прочая живность поменьше — да так, что казалось, будто шевелятся сами стены. Прыщ от души приветствовал их всех — на что ушло определенное время, а я пока осторожно ждал, не зная, кто из зверья опасен для посторонних, а кто нет.
Помимо той немногой мебели, которой владел Прыщ, там имелась старая раковина, а под ней — мусорное ведро, содержимое которого было разбросано по всему подвалу; и вскоре из самого ведра вылез средних размеров енот, весьма виновато косясь на Прыща.
— Вилли! — вскричал Прыщ, бросившись к мусорному ведру с такой скоростью, коя делала бегство енота по единственной водяной трубе раковины чрезвычайно сложным (хотя все же возможным). — Фколько раф мне тебе повторять, никакого муфора! — Он поднял глаза вверх, на взобравшегося по трубе моргающего, цепко держащегося зверя. — Ведеф фебя так, будто тебя вообфе не кормят, неблагодарный ты маленький…
Я расхохотался:
— Прыщ, он же енот, апостол Петр свидетель, чего ты от него хочешь?
Мой приятель упер руки в боки, не отрывая взгляда от животного:
— Я хофю, фтобы он вел фебя ф подобаюффей уфтивофтью и благодарнофтью, или он отправитфя фпать на улифу — вот фего я хофю! — Он прошел в глубь подвала, зажег еще одну лампу и принес ее с собой. — Я наввал его в фефть кайвера Вильгельма, тварь этакую, так он хоть бы на фекундофьку вадумалфя о фарфтвенных манерах, — фига ф два… — Прыщ поманил меня к себе поближе — и, заметив, что к моим ногам направляется внушительного размера змея, я решил храбро вынести и остальных зверей, и прошел в дальний угол. — А теперь, — сказал Прыщ, забираясь на огромную кучу старых дорожных сундуков, — иди повдоровайфя ф Майком.
В темноте я смог различить на верху сундуков крупную угловатую конструкцию, а когда Прыщ приподнял лампу, я увидел, что это клетка, сооруженная из старых брусьев два на два дюйма и мелкой проволочной сетки. В клетке возбужденно металась кругами длинная тонкая тень, за которой следовал той же длины пушистый хвост.
— Майк! — Прыщ наконец забрался достаточно высоко, чтобы поставить лампу, и уселся на тот сундук, что рядом с клеткой. — Майк, я привел фтарого друга, который хофет выравить тебе фвое увавение и фделать предловение — ну ве, Майк! — Внезапно лицо Прыща прорезала широкая ухмылка, еще больше выставив напоказ дыру между зубами: — Фтиви! Ты только глянь на это!
С верха клетки Прыщ стащил за хвост дохлую крысу. Вся тварь была искусана, в отметинах когтей, а горло ее пересекала глубокая рана.
— Говорил я тебе? — ликовал Прыщ, вне себя от радости. — Ффапал фволофь прямо ферев проволоку, так-то! Фто до охоты на крыф — тут фо фтарым Майком никто не фравнитфя!
Выкрикнув последние слова, Прыщ швырнул крысу на пол, открыл клетку и, запустив руку внутрь, извлек двухфутового серо-белого хорька. Черные глазки зверя уставились в лицо моему приятелю будто бы с узнаванием — хорь на коленях Прыща перевернулся на спину, а потом вскочил и обвился вокруг плеч хозяина одним плавным, быстрым движением, словно его вылили из бутылки. Прыщ громко расхохотался, и хорек скакнул обратно к нему на колени и принялся чесать свои круглые ушки и заостренный нос короткими передними лапами. Зверек покосился на меня, маленькие кинжалы его острых верхних зубов выглядывали из меха нижней челюсти.
