Доктор вслед за детектив-сержантом тоже кивнул.
— Если верить прочим сестрам, во всяком случае. Боюсь, Маркус, эти утверждения должно принимать с некоторой долей скепсиса: медицинская профессия порождает мелкие распри и соперничество во всех своих областях.
— Значит, вы не склонны верить рассказам других сестер? — поинтересовалась мисс Говард.
— Не то чтобы не склонен, — ответил доктор. — Не вполне. Просто все это не… — Он энергично тряхнул головой. — Ладно… Продолжайте.
Маркус пожал плечами:
— Как уже заметила Сара, другие сестры помчались докладывать доктору Маркоу, тот обратился в полицию, и сестру Хантер вызвали на допрос. Она истово отстаивала свою невиновность — иными словами, была так возмущена, что практически немедленно уволилась. И дело не в том, что эти преступления — если это действительно преступления — можно было бы доказать. В каждом случае налицо был только внезапный дыхательный паралич у ребенка. А по утверждению сестры Хантер, она лишь делала все от нее зависящее, чтобы продлить жизнь младенцам. Маркоу был склонен поверить ее словам, но… в общем, его сильно заботило финансирование. Нельзя было допускать даже намека на скандал.
— Верно, Маркус, — сказал доктор Крайцлер. И предупреждающе воздел палец. — Однако вам следует помнить, что факты вполне могут толковаться так, чтобы подкрепить утверждения сестры Хантер.
— И доктор Маркоу, как я уже сказал, видимо, с ними согласился. Он не пожелал выяснять обстоятельства дела после ухода сестры Хантер, так что полиции тоже ничего не оставалось. Хантер вернулась домой свободной.
— А у нас, кстати, есть представление, — выдохнул доктор, — о том, где именно этот дом?
— Есть… точнее, где он был, — отозвался Люциус. — Это есть в полицейском отчете. Э-э… — Он забрал одну из страниц у брата. — № 39 по Бетьюн-стрит. Гринвич-Виллидж.
— У реки, — вставил я.
— Нам следует проверить, — сказал доктор, — хотя скорее всего она переехала. — Он вновь опустился на банкетку и с искренним и, по-видимому, горьким ужасом окинул взглядом всю вереницу ранних американских портретов. — Смертей… — повторил он, все еще не отойдя от услышанного. — Исчезновений — это я еще мог предположить, но — смертей…
Мисс Говард опустилась рядом с ним:
— Да. Не очень стыкуется между собой, так?
— Это просто за гранью, Сара, — отозвался доктор, обреченно разводя руками. — Это… положительно парадокс. — Вслед за этими его словами в зале воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь отголосками веселья, учиненного детьми этажом ниже; спустя пару мгновений доктор все же очнулся: — Ну-с, детектив-сержанты? Зачем же, обнаружив все это, вы призвали всех нас сюда?
— Чтобы во всем разобраться, это место подходит не хуже прочих, — ответил Люциус. — До сих пор у нас не было возможности тщательно изучить район или пройти по следам этой Хантер. А поскольку сегодня воскресенье, мы можем не так много…
Доктор пожал плечами.
— Справедливо, — произнес он, поднимаясь на ноги. — С таким же успехом можно понять, что нам предлагает механический метод. Сеньора Линарес говорила, что девочка любила бывать в скульптурной галерее, не так ли?
— Совершенно верно, сэр, — подтвердил Люциус. — Первый этаж, северное крыло.
— Что ж, — и доктор жестом показал в сторону лестницы, — приступим. Детектив-сержант? Не оказали бы вы такую любезность…
— Заметки для нашей доски, — подхватил Люциус, доставая блокнотик. — Разумеется, доктор.
Мы спустились в то место, которое здешние гиды обычно называют «скульптурной галереей», хотя здесь, как объяснил мне доктор в один из наших первых визитов, большинство фигур — всего лишь гипсовые копии огромных статуй из других галерей и музеев мира. Их выставили в Нью-Йорке специально для тех, кому навряд ли когда посчастливится пересечь океан и увидеть оригиналы. Поэтому большинство их отличалось одинаковой белизной, а то, как они были свалены вместе, больше напоминало склад. Солнечный свет, проникавший в зал сквозь большие прямоугольные окна, отражался от потолка и лепнины, также ослепительно белых, и красного мрамора, коим был вымощен пол. Деревянные панели стен, напротив, были темны, и в сочетании с арками дверей зал производил впечатление какого-то величия. Что же до самих скульптур, они — равно как и прочая ерунда, занимавшая южное крыло, — на меня особого впечатления не производили, и я сомневался, что оригиналы смотрелись бы иначе. Греческие и римские боги, богини, чудовища и короли (или куски оных, неважно); странные твари и пустоглазые вавилоняне; кроме того — обнаженные фигуры, чаши и вазы со всех уголков света… Представить себе не могу, что тут могло увлечь четырнадцатимесячную девочку. Но самым главным, пока я прислушивался к разговору остальных, казалось мне другое: что же все это могло означать для Элспет Хантер?
— Исходя, разумеется, из того, что она положила глаз на сеньору с Аной именно здесь, — говорил мистер Мур, — а не в парке.
— Как, Джон? — съязвила мисс Говард. — Ты вдруг назвал девочку по имени? Это, безусловно, прогресс. Однако, боюсь, предположение твое маловероятно. Если мы придерживаемся той версии, что похитительницу впервые привлекли живость и непоседливость Аны, по всему выходит, что заметили девочку именно здесь, где ей больше всего нравилось.
— Точка зрения Сары вполне обоснованна, Джон, — поддержал ее доктор. — Это место почему-то было ее персональной игровой площадкой. Интересно другое: что привело сюда оклеветанную сестру милосердия? — И он посмотрел по сторонам на эту помесь мавзолея и зверинца. — Что именно тянуло сюда Элспет Хантер?
Вопрос повис в воздухе без ответа и висел так добрых четверть часа, пока все мы не признали, что ответить на него не в состоянии, и не решили перейти к следующей точке, которую, как нам было известно, навещала сестра Хантер: строительной площадке рядом с Пятой авеню, где она предположительно подобрала кусок свинцовой трубы. Выбравшись на воздух и пройдя немного к востоку, я помахал извозчику, сторожившему наш экипаж, давая понять, что мы скоро вернемся. После чего я догнал доктора и мисс Говард, шедших по мощеной дорожке, пока Айзексоны, мистер Мур и Сайрус, развернувшись небольшой цепью, прочесывали замусоренный и заросший травой участок, прилегавший непосредственно к стройке. Которая на тот момент представляла собой просто огромную яму.
— Вы уже видели эскизы нового крыла? — спросила мисс Говард у доктора.
— М-м? — отозвался тот, погруженный в раздумья о другом. — Ах да. Я видел оригинальные эскизы еще до смерти старшего Ханта. И последнюю редакцию сына тоже… весьма эффектно.
— Да, — кивнула мисс Говард. — Моя подруга у них работает. Это действительно будет нечто… множество скульптур…
— Скульптур?
— Они украсят фасад.
— Ах… ну да.
— Я знаю, доктор, прозвучит нелогично, — засмеялась мисс Говард, — но связь между тем, что мы обсуждаем и на что смотрим, действительно есть. Все эти аллегорические статуи на фасаде — четыре основополагающих направления искусства, четыре величайших его эпохи — все они будут женского пола. Не заметили? Только небольшие каменные медальоны будут мужскими — портреты знаменитых художников.
