– Мур! – вскричал он. – Вы ведь уже проснулись, да? Наконец-то. – И он схватил меня за руку, проверяя пульс. – Как вы себя чувствуете?
– Не так скверно, как ожидал.
Стиви устроился на подоконнике, поигрывая приличных размеров складным ножом.
– Я так понимаю, именно тебя мне следует благодарить, Стиви, – обратился я к нему. Мальчишка в ответ улыбнулся и уставился в окно. Волосы падали ему на лицо. – Я этого не забуду, Стиви.
Он хмыкнул. Похоже, малец просто не знал, как ему принимать похвалы.
– Вообще это чудо, что он пошел за вами, Мур, – сказал Крайцлер, оттягивая мне веки и вглядываясь в белки. – По всем законам вы уже должны быть мертвы.
– Спасибо, Крайцлер, – сказал я. – В таком случае, думаю, вам совсем неинтересно, что я выяснил.
– И что же вы могли выяснить? – спросил он, залезая мне в рот каким-то хитрым инструментом. – Что Санторелли не покидал «Парез-Холла»? И считается, что он до сих пор в своей комнате, из которой нет второго выхода?
Мысль о том, что все ужасы, перенесенные мной, оказались совершенно напрасными, вгоняла в уныние.
– Откуда вы узнали?
– Сначала мы решили, что вы бредите, – сказал Люциус Айзексон, подходя к одному из столов и вываливая на него содержимое какого-то бумажного мешка. – Но вы продолжали бормотать одно и то же, поэтому мы с Маркусом решили немного прогуляться и проверить эту версию у вашей подружки Салли. Оказалось весьма любопытно: Маркус сейчас работает над возможным решением.
Сайрус поднялся, пересек комнату и вручил Люциусу конверт:
– Уполномоченный Рузвельт передал это сегодня с нарочным, детектив-сержант.
Люциус немедленно распечатал его и внимательно изучил содержимое.
– Ну что ж, похоже, все официально, – неуверенно произнес он. – Мы с братом «временно выходим из подчинения Отдела расследований по причинам личного характера». Надеюсь, моя мама об этом не узнает.
– Замечательно, – сказал Крайцлер. – У вас останется доступ ко всем ресурсам Управления, но вам теперь ни к чему регулярно там появляться – похвальное решение. Может, в таком случае вы потратите немного времени на обучение Джона более искусным методам ведения следствия? – Ласло хохотнул, после чего добавил уже тише, слушая биение моего сердца: – Я ни в коем случае не умаляю ваших заслуг, Мур. Это была важная работа. Но прошу вас – не считайте все это дело шуткой, поскольку для всех, кого мы будем опрашивать, это не она. В таких случаях благоразумнее действовать парами.
– Вы пытаетесь обратить обращенного, доктор, – ответил я. Крайцлер еще немного помял меня и встал.
– Как ваша челюсть?
Признаться, о ней я пока даже не вспоминал, а теперь поднес руку ко рту и ощутил боль.
– Ну, карлик… Без бритвы он никуда.
– Вот и молодчина! – рассмеялся Крайцлер и похлопал меня по спине. – Ну, допивайте бульон и одеваться. У нас еще сегодня комиссия в Беллвью, кроме того, я хочу, чтобы люди мистера Джонаса здесь все закончили. Первое совещание у нас сегодня – в пять часов.
– Комиссия? – спросил я, поднимаясь на ноги и рассчитывая, что тут же снова свалюсь без чувств. Но куриный бульон сделал свое дело. – Кого смотрим? – Тут я заметил, что на мне – ночная сорочка.
– Гаррис Марковиц из дома №75 по Форсайт-стрит, – ответил Люциус, подходя (или, точнее, подвигаясь, как жирная утка, но признавать этого не хотелось) ко мне с несколькими машинописными листами. – Галантерейщик. Пару дней назад его жена заявила в Десятый участок, что муж отравил их внучат – Сэмюэла и Софию Ритер, соответственно двенадцати и шестнадцати лет. Сказала, что он подсыпал им в молоко некую «пудру».
– Яд? – удивился я. – Но наш герой не отравитель.
– Пока мы этого не знаем, – ответил Крайцлер. – Однако его деятельность может быть куда разнообразнее, чем нам представляется. Хотя мне все же думается, что этот Марковиц имеет к нашему делу такое же отношение, как и Генри Вульфф.
– Но дети, вместе с тем, прекрасно вписываются в общую картину. – тактично подчеркнул Люциус. – Ритеры – свежие иммигранты, отец и мать отправили их в Америку из Богемии к родителям миссис Ритер, чтобы те отдали их в домашнее услужение.
– Да, это так. Иммигранты, – сказал Крайцлер. – И если бы это случилось три года назад, я бы, наверное, проникся. Но пристрастие нашего друга к проституткам, как и любовь к членовредительству представляются настолько значительными, что нельзя разрабатывать только иммигрантскую линию. Хотя даже если Марковиц и не связан с нашим делом, есть иные причины к таким делам присматриваться. Отсекая их, мы сможем получить четкий образ человека, которого искать не следует, – своего рода негатив, с которого мы сможем в дальнейшем напечатать прекрасный снимок.
Сайрус принес мне одежду.
– Но разве не вызовет подозрений столь пристальное внимание ко всем детоубийцам?
– Здесь следует полагаться на полное отсутствие воображения у служащих Полицейского управления, – ответил Ласло. – Да и для меня это рутина. А ваше присутствие, Мур, объясняется просто – вы репортер. К тому времени, когда кто-нибудь в Управлении вздумает связать все происходящее с убийствами, наша работа будет, я надеюсь, закончена. – Он повернулся к Люциусу. – Л теперь, детектив-сержант, я попросил бы вас посвятить нашего авантюрного друга в курс дела во всех деталях.
– Значит, так… Марковиц был довольно умным парнем, – начал Люциус, причем в голосе его послышались нотки уважения. – Он взял много опия, все следы которого, как вы знаете, исчезают из организма через считаные часы после смерти. Добавил его в чашки с молоком, которое дети пили перед сном. Когда они впали в кому, Марковиц включил в их комнате газовую горелку. На следующее утро явилась полиция, а весь дом провонял этим газом, так что старший детектив сделал очевидный вывод. Более того, его гипотезу почти подтвердил коронер – действовавший, между прочим, весьма квалифицированно: он проверил содержимое их желудков и, естественно, ничего подозрительного не обнаружил. Но жена подозреваемого настаивала, что отравление имело место, и тут мне в голову пришла одна мысль. Я сходил к ним домой и осмотрел белье, на котором спали дети. Кого-то из них могло стошнить в коме или при агонии. Если простыни и одеяла еще не стирали, на них обязательно должны оставаться пятна. И я их нашел. Мы воспользовались обычным тестом с реактивами и сразу обнаружили следы опия. В рвоте. Против этой рвоты у Марковица уже ничего не нашлось, и он сознался.
– И он не пьет, не так ли? – спросил Крайцлер. – И не принимает наркотики?
– Похоже, что нет, сэр, – ответил Люциус, пожав плечами.
– И он не мог извлечь материальной выгоды из убийства детей?
– Ни в коем случае.
– Замечательно! Стало быть, у нас есть несколько необходимых элементов: предварительное намерение, отсутствие интоксикации и никаких четких мотивов. Все прекрасно подходит к нашему убийце. Но если мы обнаружим, что Марковиц – не наш клиент, а я полагаю, так оно и будет, – нам уже придется определять, почему он не наш клиент. – Ласло взял мелок и решительно заскрипел им по грифельной доске, как будто выдавливая из нее информацию. – Что отличает его от убийцы Санторелли? Почему он не расчленял тела? Когда мы это узнаем, картина преступления станет немного четче. А по ходу составления списка особенностей нашего убийцы мы сможем с первого взгляда отсеивать все больше кандидатов. Хотя пока что у нас еще достаточно широкое поле деятельности. – Крайцлер натянул перчатки. – Стиви, ты сегодня за извозчика. Я хочу, чтобы Сайрус лично проследил за установкой пианино. Чтобы они его на дрова не искрошили, Сайрус. Детектив-сержант, полагаю, вас следует ожидать в Институте?
