– До сих пор я видела вас в красивых
костюмах бежевого или дымчато-розового цвета. Похоже, вам по вкусу неяркие, но
светлые тона.
Пронькина кивнула, я обрадовалась ее
позитивной реакции.
– Но сейчас на вас темно-серая
бесформенная хламида, смахивающая на балахон. Полные женщины носят подобную
одежду, полагая, что она зрительно отнимет у них пару десятков килограммов.
Зряшная надежда: танк, замотанный в брезент, никогда не будет напоминать
кузнечика. Так почему вы вырядились столь странным образом? Наряд не похож на
траурный, зато за версту кричит о вашем желании стать незаметной.
Лида заплакала, я обняла ее за плечи.
– Иногда пооткровенничать с посторонним
человеком лучше, чем раскрыть душу близкому родственнику. Очень скоро мы
разъедемся в разные стороны и более никогда не пересечемся. Вдруг я смогу дать
вам дельный совет? Если же мне не удастся помочь, я просто вас пожалею.
Лида откинулась на спинку сиденья.
– Кто были ваши родители?
– Мама пела в оперном театре, папа –
доктор наук, академик, работал на оборону, – честно ответила я.
– Они хорошо зарабатывали? –
неожиданно спросила Лидия. – Семья жила богато?
Я улыбнулась.
– По советским понятиям – да, имелся
весь набор благ, к которому стремился среднестатистический житель Страны
Советов: просторная собственная квартира, дача с большим земельным участком,
солидный доход. Мама воспитывала меня, работал только отец, он получал большую
зарплату, увлекался коллекционированием картин, покупал много книг. Мы были
типичными представителями интеллигенции тех лет: подписка на журналы «Новый
мир» и «Москва», собрание сочинений классиков, стихи Евтушенко, Вознесенского,
Рождественского, современные беллетристы. Часто ходили в театр, как
драматический, так и оперный, не пропускали выставки. Наше материальное
положение было намного лучше, чем у многих. Но родители никогда не выпячивали
свое благополучие, хотя мы каждый год ездили в Крым и не экономили ни на еде,
ни на отдыхе.
Лида протяжно вздохнула.
– Они вас любили?
– Как все папы и мамы, – грустно
сказала я, – прощали мне плохие отметки, мелкие шалости. Справедливости
ради следует отметить, что я не очень безобразничала, была тихой, болезненной
троечницей. Мне и в голову не приходило хулиганить.
– У нас с Соней все сложилось
иначе, – сказала Лида. – Мама очень любила отца. Один раз, выпив на
Новый год слишком много шампанского, она мне сказала: «Ради Кости я готова на
все. Прикажет он выпрыгнуть с пятнадцатого этажа – прыгну без колебаний».
Согласитесь, такое признание пугает, кстати, в тот момент, когда оно было
сделано, родители прожили в браке много лет.
Удивительно, какие длинные корни пускают в
душе обиды детства и отрочества. Лида, забыв обо всем, стала вываливать передо мной
проблемы школьных и студенческих лет.
С раннего возраста Лида с Соней слушали
неумолчную песню мамы:
– Папочка так ради вас старается,
извольте оправдать его доверие. Пронькины должны быть лучше всех.
Каждую пятницу вечером дочери демонстрировали
отцу отметки. Как и многие погодки, они учились в одном классе.
Константин Львович изучал дневники и, если там
не было проблем, сухо говорил:
– Естественно, Пронькины всегда и во всем
лучшие.
Но иногда отец сдвигал брови и мрачным голосом
осведомлялся:
– Тут учительница написала: на этой
неделе Лидия сбавила в успеваемости и получила замечание по поведению.
Безобразие, ты меня глубоко разочаровала. Почему ты не лучшая?
– Папочка, я уступаю по оценкам только
Соне, – один раз заикнулась Лида, – а поведение – это ерунда,
училка просто ко мне придирается.
Константин Львович в сердцах отшвырнул
дневник.
– Лучшая – это значит лучшая.
Добивайся того, чтобы учительница говорила: обе Пронькины – маяки класса.
Теперь о поведении. Хочешь быть похожей на отвратительных пигалиц, которые
ругаются матом, курят, красятся в сто слоев и теряют девственность в подъезде,
едва перейдя в седьмой класс?
– Нет, – чуть не зарыдала от
нарисованной перспективы девочка.
– Тогда веди себя безупречно, –
отрубил Константин Львович и повторил: – Я глубоко разочарован.
Нина Олеговна и Константин Львович никогда не
наказывали дочек. Отец не хватался за ремень, мать не произносила каноническую
фразу:
– Марш в угол.
Ни Лиду, ни Соню не лишали подарков, сладкого,
не запугивали отменой празднования дня рождения или поездки на море. Нет,
родители спокойно объясняли детям их ошибки, и жизнь входила в прежнее русло.
Но чем старше становилась Лида, тем сильней ей хотелось, чтобы взрослые
заорали, затопали ногами, надавали ей пощечин. Фраза «Я глубоко разочарован»
была для Лидочки хуже любого, самого ужасного скандала и порки мокрыми розгами.
Глава 22
Хоть родители и поощряли соперничество между
детьми, девочек связывали нежные отношения. Соне нравились в школе все
предметы, Лида больше тяготела к математике. Сочинения в старших классах
превратились для Лиды в муку, но бойкая Сонечка, строчившая опусы с пулеметной
скоростью, успевала помочь сестре.
На первом курсе института Лиде стало ясно: она
существует при Соне. Девушек постоянно приглашали на вечеринки, но Лидочка
никак не могла отбросить мысль, что ее зовут только из-за сестры. Та была
веселой и симпатичной. Отец тоже отдавал предпочтение Софье. После получения
красного диплома через короткое время она стала завотделом, а Лидии престижного
назначения пришлось ждать дольше. Зато она первая обзавелась женихом. Вадим
Краснопольский был лакомым кусочком: молодой мужчина из богатой семьи,
непьющий, некурящий, не бегающий за женщинами. Как часто можно встретить
подобного кавалера? Легче найти в придорожной канаве крупный бриллиант!
Когда Лиду в белом платье и роскошной
кружевной фате вел к алтарю отец, она ощущала невероятную гордость. На какое-то
время Лидочка перестала быть лузером, опередила Соню, стала предметом гордости
родителей и тестя.
Никита Сергеевич Краснопольский не уставал
повторять:
– О какой невестке я мечтал, такую и
обрел. Она одна в Москве, чистая, невинная, любящая.
Потом отец Вадима спохватывался и добавлял:
– Не считая Сонюшки, конечно.
