– Они не стоят того, чтобы их повторять, – ответил
я. – Это спор. И поверь, Дэвид, он напрямую касается меня. Как будто Бог и
дьявол спорят обо мне.
Я старался отдышаться и прийти в себя. Сердце болело и
билось слишком быстро – чересчур быстро для сердца вампира. Прислонившись
спиной к стене, я обвел взглядом посетителей бара: публика в основ–ном была
здесь среднего возраста – дамы в старомодных меховых нарядах и лысеющие
мужчины, уже успевшие выпить вполне достаточно, чтобы вести себя шумно и
беззаботно и делать потуги выглядеть моложе, чем есть.
Пианист наигрывал какую-то популярную мелодию – кажется, из
бродвейского мюзикла, – печальную и очень милую. Одна из пожилых дам
раскачивалась ей в такт и подпевала, беззвучно шевеля накрашенными губами и
время от времени затягиваясь сигаретой. Она принадлежала к поколению, которое
всегда курило так много, что уже не могло отказаться от этой вредной привычки.
Кожа у нее была как у ящерицы, однако в целом она производила впечатление
вполне безобидного и симпатичного существа. Да и все посетители казались мне
такими – безобидными и симпатичными.
А чем занята сейчас моя жертва? Он все еще наверху, с
дочерью. Я слышал, как он упрашивает Дору принять от него очередной подарок.
Кажется, речь шла о картине.
Этот человек готов был горы свернуть ради своей девочки, но
она решительно отвергала его помощь и подарки и не желала облегчить его душу.
Интересно, как долго остаются открытыми двери собора Святого
Патрика? Сам не знаю, почему мне вдруг пришел в голову этот вопрос. Быть может,
потому, что ей очень хотелось пойти наконец туда. Как обычно, она категорически
отказывалась от его денег, поскольку считала их «грязными». «Роже, – как
раз в тот момент говорила она ему, – мне нужна твоя душа. А деньги для
церкви я взять не могу, потому что, они нажиты преступным путем. Это грязные
деньги».
На улице шел снег. Звуки пианино стали громче, настойчивее,
ритм их ускорился. «Фантом-опера» Эндрю Ллойда Уэббера – музыка, созданная
талантливым композитором в период наивысшего творческого расцвета.
Из холла вновь донесся какой-то шум. Я резко повернулся в ту
сторону и прислушался. Потом вновь перевел взгляд на Дэвида. Мне показалось, я
вновь слышу чьи-то отдающиеся эхом шаги, те самые, которые повергали меня в
неописуемый ужас. Я был уверен, что это они. Меня охватила дрожь.
Неожиданно все стихло. Я не услышал никаких голосов. И
посмотрел на Дэвида.
– Лестат, да ты окаменел от страха! – В голосе Дэвида
слышалось искреннее сочувствие.
– Дэвид, послушай, мне кажется, дьявол пришел за мной. Мне
кажется, я вот-вот отправлюсь в ад.
Он буквально лишился дара речи. Да и что мог он сказать? Что
в такой ситуации говорят друг другу вампиры? Что, например, мог бы сказать я
Арману, который старше меня на триста лет и во сто крат порочнее, приди он ко
мне и заяви, что за ним пришел дьявол? Наверное, только посмеялся бы над ним и
отпустил какую-нибудь злую шуточку типа того, что он вполне заслуживает такой участи
и встретит в аду много знакомых из нашего племени, обреченных на особые муки,
гораздо более страшные, чем когда-либо доводилось испытывать любому проклятому
смертному.
– Боже всемогущий! – едва слышно прошептал я и
содрогнулся.
– Ты сказал, что видел его?..
– Не знаю, не уверен… Я был… где-то в другом месте… Впрочем,
это не важно. Кажется, снова в Нью-Йорке… Да, здесь, с ним…
– С жертвой?
– Да, я следил за ним.
– Он проворачивал очередную сделку в какой-то художественной
галерее. Он опытный контрабандист. Особенность его натуры состоит еще и в том,
что он большой ценитель красоты и предметов искусства древности. В этом смысле
вы с ним очень похожи. Знаешь Дэвид, когда я его наконец убью, непременно
принесу тебе что-нибудь из его сокровищ.
Дэвид промолчал, однако я видел, что ему неприят–на сама
мысль о краже ценностей у человека, который пока еще жив, но уже приговорен
мною к смерти.
– Средневековые книги, кресты, ювелирные из–делия, реликты
древности и церковные реликвии – вот лишь неполный перечень предметов
искусства, интересовавших этого человека, – продолжал я. – Он скупал
бесценные статуи и изображения ангелов и святых, украденные во время Второй
мировой войны из храмов Европы. Наиболее ценные из них хранятся в его квартире
в Верхнем Ист-сайде. Существование этой квартиры – самая большая его тайна.
Именно страсть к коллекционированию, как мне кажется, заставила его стать
наркодельцом, и деньги, полученные от торговли наркотиками, служили лишь
средством к достижению цели. У кого-то имелось то, что очень хотелось иметь ему
самому. Не знаю, так, наверное, все происходило. Я пытался читать его мысли, но
это занятие быстро меня утомило. Он порочен. В его реликвиях нет никакой магии.
А я отправляюсь в ад.
– Не торопись, – откликнулся Дэвид. –
Наблю–датель… Расскажи о нем поподробнее. Что именно ты видел?
Я молчал, ибо заранее боялся этой минуты. То, что мне
являлось, я не пытался определить даже для себя самого. Однако нужно было
продолжать. Ведь я сам позвал Дэвида и попросил его помощи. И теперь он ждал объяснений.
– Это произошло на Пятой авеню. Он, моя жерт–ва, ехал в
машине, направляясь в центр города – в свою тайную квартиру, где хранились
сокровища.
Я знал, куда он собрался, и просто шел по улице, ничем не
отличаясь от прогуливавшихся тут же обычных смертных. Возле одного из отелей я
остановился и решил зайти, чтобы полюбоваться цветами. Ты же знаешь, в любом
приличном отеле всегда есть цветы. И когда зимой на душе становится совсем
тошно, можно заглянуть в какой-нибудь из них и насладиться ароматом шикарных
лилий.
– Да, это я знаю» – с тихим вздохом равнодушно отозвался
Дэвид. – Знаю.
– Я стоял в холле и смотрел на огромный букет. Мне вдруг
захотелось… как бы это объяснить… захотелось оставить какой-нибудь подарок, что
ли… как в церкви… для тех, кто составил такой прекрасный букет… в общем, что-то
в этом роде. Затем я подумал, что лучше будет, пожалуй, сначала убить мою
жертву, и вдруг… Клянусь, Дэвид, все так и было.
