– Да, я не уверен... Не уверен в том, что призрак Роджера
еще сохранял способность двигаться. Он был чересчур спокоен. И постепенно таял.
А потом возникло лицо этого существа – или кем там оно было? – возникло
всего на мгновение. К тому времени я совсем потерял голову, растерялся,
перестал понимать, где нахожусь, – я вообще ничего не чувствовал. И не
могу с уверенностью сказать, то ли образ Роджера просто растаял, то ли это
существо поглотило его и унесло с собой.
– Лестат, послушай! Ты не знаешь наверняка, что именно
произошло. Знаешь только, что призрак Роджера исчез, а это существо появилось.
И все.
– Да, пожалуй, ты прав.
– Тогда обдумай все вот с какой точки зрения. Твой
преследователь решил показаться тебе. И он разрушил, изгнал с глаз твоих
призрак Роджера.
– Нет. Они как-то связаны между собой. Роджер чувствовал его
приближение, причем узнал о том, что существо уже идет к нам, намного раньше,
чем я смог услышать шаги. Я благодарен Богу за одно...
– За что?
– За то, что я не в состоянии передать тебе ощущение
страха... Я не могу заставить тебя прочувствовать весь ужас ситуации. Ты веришь
мне, и этого сейчас более чем достаточно, но, знай ты, насколько жутким было
это ощущение, от твоей хваленой уравновешенности истинного британского
джентльмена не осталось бы и следа.
– Как сказать. А теперь пора идти. Мне не терпится увидеть
сокровищницу. Надеюсь, ты не преувеличиваешь, когда заявляешь о том, что не
можешь лишить девочку столь ценных вещей.
– Женщину. Молодую женщину.
– Кроме того, мы должны немедленно выяснить, где она сейчас
находится.
– Я уже сделал это по дороге сюда.
– В таком состоянии?!
– Я сумел справиться с собой в достаточной мере, чтобы
заглянуть в отель и удостовериться в том, что она уехала. Я обязан был это
сделать. Лимузин отвез ее в «Ла Гуардиа» сегодня в девять утра. Днем она была
уже в Новом Орлеане. Что же касается монастыря, то я понятия не имею, каким образом
с ней там связаться. Мне даже не удалось выяснить, проведен ли туда телефонный
кабель. В любом случае в данный момент она не в меньшей безопасности, чем при
жизни Роджера.
– Хорошо. Тогда в путь.
Иногда чувство страха служит нам предупреждением. Как если
бы кто-то вдруг положил нам руку на плечо и сказал: «Ни шагу дальше!»
Едва мы вошли в квартиру, я на какие-то доли секунды испытал
это чувство. Сначала меня охватила паника, а после словно вдруг прозвучало: «Ни
шагу дальше!»
Но чрезмерная гордыня не позволила мне признаться в
собственной слабости, а Дэвид был чересчур заинтригован и шел впереди меня по
прихожей, ничего не замечая вокруг, кроме разве что того факта, что квартира
выглядит совершенно лишенной признаков жизни. То же самое заметил и я. Быть может,
виной всему произошедшее здесь недавно убийство? Он ощущал его запах не хуже
меня. Интересно, испытывал ли он меньшее отвращение от сознания того, что не он
совершил это убийство?
Роджер! Воспоминание об искалеченном трупе и возникший перед
моим мысленным взором призрак Роджера слились в единую картину и болью пронзили
мне грудь.
Дэвид прошел прямо в гостиную, а я задержался возле большой
статуи из белого мрамора, изображавшей ангела с похожим на створку раковины
сосудом для святой воды. Как он похож на своего гранитного собрата, подумалось
мне. Блейк... Да, Уильям Блейк это понимал. Он видел и ангелов, и демонов, а
потому точно сумел передать все пропорции. Мы с Роджером могли бы поговорить о
Блейке.
Однако все кончено, теперь поздно думать об этом. А я здесь,
в квартире.
Мысль о том, что мне предстоит пройти всю прихожую,
переступить порог гостиной и вновь увидеть гранитную статую, показалась мне
невыносимой.
– Ее здесь нет, – послышался голос Дэвида.
Он не мог прочесть мои мысли – он всего-навсего констатировал
очевидный факт. Я увидел, что Дэвид стоит в гостиной, всего лишь в пятидесяти
футах от меня, и смотрит в мою сторону. Лучи галогенных ламп, направленные на
шедевры искусства, лишь слегка освещали его фигуру.
– Здесь нет никакой статуи из черного гранита, –
повторил он.
– Все, мне конец! – со вздохом прошептал я.
Ни один смертный не смог бы сейчас разглядеть Дэвида –
слишком густой была окружавшая его тень. Но я видел его совершенно отчетливо.
Высокий, сильный, он стоял спиной к окнам, сквозь грязные стекла которых почти
не проникал уличный свет, отблески галогенных лучей играли на медных пуговицах
его одежды.
– А кровь?
– Кровь есть. И твои фиолетовые очки валяются тут же.
Великолепное свидетельство.
– Свидетельство чего?
Глупо было стоять вот так, почти у задней двери, и
беседовать с Дэвидом. Я прошел через холл, словно смертник, беспечно шагающий к
гильотине, и оказался в гостиной.
Место, где еще недавно стояла статуя, было пустым, и я даже
не мог с уверенностью сказать, что его там было достаточно много. Вокруг царил
хаос. Гипсовые святые... Иконы... Некоторые из них, самые древние, под стеклом.
Прошлой ночью я не обратил внимания, как их здесь много. Развешанные по всем
стенам, они поблескивали бликами отраженного света.
– Невероятно! Глазам своим не верю! – прошептал Дэвид.
– Не сомневался, что ты придешь в восторг, – мрачно
отозвался я. – Наверное, я и сам испытал бы нечто подобное, не будь до
мозга костей потрясен случившимся.
Дэвид внимательно изучал находившиеся в комнате шедевры,
скользя взглядом по иконам и святым и вновь возвращаясь к тем или иным из них.
– Великолепные вещи... Это... Это... Это колоссальная
коллекция, поистине выдающееся собрание! Ты понятия не имеешь, что представляют
собой все эти предметы искусства и какова их истинная ценность! Я прав?
– Ну-у-у... Более или менее, – ответил я. – Не
такой уж я полный невежда в искусстве.
– Хорошо. Что, например, висит вон на той стене? –
Дэвид жестом указал мне на длинный ряд наиболее старых и явно очень ветхих
икон.
– Там? Точно сказать не могу.
– Это Плат Вероники, – пояснил Дэвид. – Точные
копии того знаменитого Плата, который бесследно исчез много веков назад.
Предположительно во время Четвертого крестового похода. Вот эта – русская,
безукоризненно выполненная. А эта – итальянская. Взгляни туда. Видишь
возвышения на полу? Это остановки Христа на Его крестном пути.
