Дора ничего не узнает, во всяком случае до своего
возвращения домой завтра утром. Да и кому придет в голову, что я оставил здесь
труп?
Я прошел в гостиную. Там было относительно чис–то. Эта
комната служила ему местом отдыха, где он читал, любовался своими сокровищами и
тщательно изучал наиболее интересные из них. Обстановку ее отличали удобные,
мягкие диваны с множеством по–душек и расставленные повсюду – на столах, на
полу и даже на картонных коробках – галогенные лампы из черного металла. Вполне
современные, яркие и очень легкие при переноске, они напоминали при–чудливых
насекомых. Хрустальные пепельницы были полны окурков – явное свидетельство
того, что он больше заботился о безопасности, чем о порядке и чистоте; такое
предположение подтверждали и остав–ленные недопитыми стаканы, ликер на дне
которых давно высох и теперь блестел, как застывший лак.
Свет, проникавший сквозь тонкие и довольно грязные шторы на
окнах, казался пятнистым и созда–вал в помещении атмосферу мрачной
таинственно–сти.
Но даже и эта комната была заполнена статуями святых:
суровый святой Антоний держал на сгибе ру–ки пухленького младенца Христа, а
рядом – большая статуя Богоматери с холодным выражением лица, со–зданная,
несомненно, где-то в Латинской Америке. Была там и скульптура из черного
гранита, изобража–ющая какое-то ангелоподобное существо. Как ни на–прягал я
свое вампирское зрение в царящем вокруг полумраке, даже мне не удалось
рассмотреть эту скульптуру как следует. Однако мне показалось, что существо
больше похоже на демона, каким его пред–ставляли в Месопотамии, чем на ангела
В какой-то момент гранитный монстр заставил меня
содрогнуться от ужаса, ибо он напомнил… Нет, не может быть. Наверное, виной всему
его крылья. Они заставили меня вспомнить о том существе, которое я видел
мельком; о том, которое, как я полагал, преследовало меня повсюду.
Однако никаких шагов я здесь не слышал. Не было и ощущения
разрыва окружающей меня материи. Передо мной была обыкновенная гранитная
скульп–тура, хотя и достаточно устрашающего вида, – статуя, вывезенная из
какого-нибудь ужасного храма, запол–ненного изображениями обитателей ада и
небес.
На столах лежало множество книг. Да, похоже, он
действительно любил книги. Я видел великолепные экземпляры, напечатанные на
веленевой бумаге; по–падались и очень древние, с пергаментными страни–цами. Но
были среди них и современные издания: книги по философии, религии, мемуары
известных людей и военных корреспондентов, книги, рассказы–вающие о событиях
недавнего прошлого, и даже не–сколько поэтических сборников.
Труды по истории религии Мирчи Элиаде – это, скорее всего,
подарок Доры. Рядом с ними лежала со–всем новенькая «История Бога», написанная
женщи–ной по имени Карен Армстронг, еще какие-то книги о поиске смысла жизни.
Увесистые тома. И забавные – во всяком случае, для таких, как я. Все эти кни–ги
он явно читал, ибо от них исходил его запах, его, а не Доры.
Похоже, он проводил здесь гораздо больше време–ни, чем я
предполагал.
Я еще раз внимательно осмотрел все вокруг и при–нюхался. Да,
он приходил сюда очень часто и… с кем-то еще. И этот кто-то здесь умер! Надо
же, я не знал. Итак, этот убийца, наркоделец, был влюблен в моло–дого человека,
и отношения между ними были весьма серьезные. Все происходило здесь, в этой
берлоге. В го–лове у меня замелькали обрывки событий, но это не были зрительные
образы – скорее нечто более впечатляющее, действовавшее на уровне эмоции,
проти–востоять которым гораздо сложнее. Молодой человек скончался совсем
недавно.
Столкнись я со своей жертвой в то время, когда умирал его
друг, я бы, наверное, прошел мимо и на–шел другой объект для преследования. И
все же… Он был таким аппетитным…
Тем временем он уже поднимался по ступенькам внутренней
потайной лестницы – шел осторожно, сжав пальцами рукоятку спрятанного под
пальто пи–столета. Выглядело это весьма банально, прямо как в голливудских
фильмах, хотя во многих других отно–шениях его никак нельзя было назвать
человеком предсказуемым. Впрочем, те, кто так или иначе свя–зан с
наркобизнесом, в большинстве своем весьма экс–центричны.
Наконец он подошел к двери в квартиру и увидел, что она
открыта. Какой всплеск ярости! Я скользнул в тень, спрятавшись в углу как раз
напротив величе–ственной гранитной статуи, между двумя покрыты–ми пылью
святыми. Увидеть меня в темной комнате он не мог – для этого ему нужно было
включить хотя бы одну из галогенных ламп, да и они освещали лишь небольшое
пространство вокруг.
Он стоял, прислушиваясь, пытаясь уловить чужое присутствие,
просчитывая в уме возможные вариан–ты. Ему была ненавистна даже мысль о том,
что кто-то посмел вторгнуться в его владения. Несмотря на то, что он был один,
об отступлении не могло быть и ре–чи – он намеревался тщательно обследовать
кварти–ру и готов был на все, вплоть до убийства. Нет, никто не мог знать об
этом убежище; скорее всего, сюда про–лез какой-нибудь проклятый мелкий воришка,
наконец, рассудил он и в ярости мысленно обрушил на на–глеца целый шквал
злобных проклятий. Вытащив пистолет и держа его наготове, он принялся методично
обходить комнату за комнатой – те самые, в которых я только что побывал. Я
слышал, как щелкали выключатели, видел, как вспыхнул в прихо–жей свет.
Откуда у него такая уверенность, что в квартире, кроме него,
никого нет? Ведь спрятаться здесь мог, по сути, кто угодно и где угодно. Я-то
точно знал, что мы с ним одни. Но он? На чем было основано его убеж–дение?
Возможно, все дело в той особенности его ха–рактера, которая позволяла ему
оставаться живым и безнаказанным до сих пор в причудливой смеси
изобретательности и беспечности?
И вот наконец настал восхитительный момент – он полностью
убедился, что действительно один в сво–ем логове.
Только тогда он вошел в гостиную – я отчетливо видел его
силуэт на фоне освещенного из прихожей проема двери, в то время как меня,
стоящего в густой тени, он заметить никак не мог, – убрал свою
девя–тимиллиметровую пушку в наплечную кобуру и мед–ленно стянул с рук
перчатки.
Даже в неярком свете я отчетливо видел каждую деталь его
облика, все то, что привлекало и восхищало меня в этом человеке.
У него были мягкие черные волосы, азиатского ти–па лицо –
определить национальность более точно я бы не решился: такие лица можно
встретить и у ин–дийцев, и у японцев, и у цыган; он мог оказаться даже
итальянцем или греком, – хитрые, очень темные, по–чти черные глаза и
удивительно гармоничная фигура. Эта гармония, симметрия и соразмерность всех
час–тей тела была, пожалуй, едва ли не единственной особенностью, которую
унаследовала от него Дора. Однако в отличие от светлокожей дочери – должно
быть, у матери Доры кожа отливала просто молочной белизной – он обладал кожей
цвета жженого сахара.
