Я буду осужден за богохульство, когда стану говорить о Своем
божественном происхождении, о том, что я Сын Божий, Бог Воплощенный...
и за самую Свою миссию Я претерплю такие муки, что этого никогда не
забудут; Моя смерть через распятие тоже не будет забыта».
«Распятие? Владыка, видел ли ты людей, умирающих от этого?
Ты знаешь, как они страдают? Их пригвождают к деревянному кресту, и они
задыхаются, вися в таком положении, слабеют, не в состоянии приподнять вес
своего тела на пригвожденных стопах, и в конце концов погибают от удушья – в
крови и боли».
«Разумеется, видел. Это обычная форма казни. Отвратительно и
вполне в духе людей».
«О нет, нет! – воскликнул я. – Это не должно
произойти. Ты же не собираешься завершить свое учение столь явным провалом и
жестокой казнью, от которой погибнешь?»
«Это не провал, – сказал он. – Мемнох, Я стану
мучеником идеи, которую несу людям! Невинный агнец приносился в жертву доброму
Богу еще на заре истории человечества! Люди бессознательно жертвуют Богу самое
дорогое, чтобы показать свою любовь. Кому, как не тебе, тайно наблюдавшему за
их алтарями, слушавшему их молитвы и склонявшему Меня к тому же, известно это
лучше других? У них жертва и любовь связаны воедино».
«Господи, они жертвуют из страха! Это не имеет ничего общего
с любовью к Богу, так ведь? А сами их жертвы? Дети, приносимые в жертву Ваалу,
и сотни иных отвратительных ритуалов по всему миру. Они делают это из страха!
Зачем бы любовь потребовала жертв?»
Я зажал рот ладонями. Я был не в состоянии доказывать
дальше. Меня объял ужас. Мне не удавалось вытянуть нить этого ужаса из всего
удушающего полотна. Потом я заговорил, рассуждая вслух:
«Это все неправильно, Господи. Уже одно то, что Бог должен
так низко пасть, будучи в человеческом обличье, само по себе неслыханно; но то,
что людям будет позволено учинить над Богом такое... Но будут ли они знать, что
делают, что Ты – Бог? Я думаю, это невозможно... Господи, все это произойдет в
смятении и непонимании. И повлечет за собой хаос, Владыка! Мрак!»
«Естественно, – молвил Он. – Кто в здравом уме
стал бы распинать Сына Божиего?»
«В таком случае, что же это означает?»
«Мемнох, это означает, что Я предам Себя людям во имя любви
тех, кого сотворил. Я воплощен, Мемнох. Я воплощен уже тридцать лет».
«Умереть вот так – это неправильно, Господи. Это гнусное
убийство. Отче, это чудовищная кровавая жертва, которую Ты вознамерился
принести человеческой расе! И Ты еще говоришь, они запомнят Тебя за это?
Запомнят лучше, чем после воскресения из мертвых, когда Божественный свет
изойдет из Твоего человеческого тела, заставив Твои страдания сойти на нет?»
«Свет не изойдет из этого тела, – молвил Он. – Это
тело умрет. Я познаю смерть. Я сойду в ад и останусь там на три дня с теми, кто
умер, а потом вернусь в это тело и воскресну из мертвых. Да, они запомнят
именно Мою смерть, ибо как смогу Я воскреснуть, не умерев?»
«Не делай ни того ни другого, – взмолился я. –
Правда, умоляю Тебя. Не приноси Себя в жертву. Не окунайся в их самые вопиющие
кровавые ритуалы. Господи, Ты когда-нибудь приближался к смраду их жертвенных
алтарей? Да, я просил Тебя прислушаться к их молитвам, но никоим образом не
подразумевал, что Ты опустишься со своих высот, чтобы вдыхать зловоние крови и
плоти мертвых животных или видеть немой страх в их глазах, когда животным
перерезают глотку! Ты видел когда-нибудь младенцев, которых бросают на
растерзание огненному богу Ваалу?»
«Мемнох, это путь к Богу, избранный самим человеком. По
всему свету в мифах поется одна и та же песнь».
«Да, но это потому, что Ты никогда не вмешиваешься, чтобы
прервать ее, Ты позволяешь этому совершаться, Ты позволяешь человечеству
развиваться, и они в ужасе оглядываются назад на своих животных предков, и они
видят, что смертны, и стремятся умилостивить Бога, который обрекает их на все
это. Господи, они ищут смысл, но находят в этом одно бессмыслие».
Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и какое-то время
молчал.
«Ты меня разочаровываешь, – молвил Он затем тихо и
кротко. – Ты ранишь Меня, Мемнох, ты ранишь Мое человеческое
сердце». – Он протянул вперед руки и прикоснулся загрубевшими ладонями к
моему лицу. То были руки человека, немало поработавшего в этом мире,
потрудившегося, как никогда не трудился я во время своего краткого визита на
землю.
Я закрыл глаза, я молчал. Но что-то на меня нашло!
Откровение, прозрение, неожиданное осознание таящейся во всем этом ошибки, но
как мог я аргументировать свою мысль? И мог ли я вообще говорить?
Я снова открыл глаза, не высвобождая своих рук из Его и
чувствуя мозоли на Его пальцах. Я глядел в Его изможденное лицо. Как же Он
голодал, как страдал в этой пустыне и как трудился все эти тридцать лет! О нет,
это было несправедливо!
«Что, мой архангел, что несправедливо?» – вопрошал Он меня с
бесконечным терпением и человеческой тревогой.
«Господи, они выбирают эти сопряженные со страданием
ритуалы, потому что не могут избежать страдания в материальном мире.
Материальный мир необходимо преодолеть! Почему должен кто-то испытывать те же
страдания, что и человек? Господи, их души являются в преисподнюю
изуродованными, перекрученными от боли, черными, как пепел из горнила потерь,
несчастий и насилия, кои им пришлось испытать. Страдание – вот зло в этом мире.
Страдание – это смерть и разложение. Это ужасно, Господи. Ты не можешь думать, что
подобные страдания для кого-то благо. Эти муки, эта невыразимая способность
истекать кровью и познать боль и истребление – они должны быть преодолены в
этом мире, если человек хочет приблизиться к Богу!»
Он не ответил мне, а лишь опустил руки.
«Мой ангел, – молвил Он наконец, – ты вызываешь во
Мне еще большую симпатию сейчас, когда у Меня в груди бьется человеческое
сердце. Как ты наивен! Как далек ты от понимания материального мироздания».
«Но ведь именно я уговорил Тебя сойти вниз! Почему ж я
далек? Я – ангел-хранитель! Я вижу то, на что другие ангелы не осмеливаются
даже взглянуть из страха, что разрыдаются, и это вызовет у Тебя гнев».
«Мемнох, просто-напросто ты не понимаешь, что такое плоть.
Эта концепция чересчур сложна для тебя. Что, по-твоему, сделало твои души в
преисподней совершенными? Разве не страдание? Да, они, возможно, являются туда
исковерканными и испепеленными, если на земле на их долю достались одни
страдания, и некоторые их них могут разочароваться и исчезнуть. Но ведь кто-то
из них, даже будучи в преисподней, просветляется и очищается.
