«Сколько времени Ты пребываешь в этой пустыне? –
спросил я. – Люди в Иерусалиме говорят, около сорока дней».
«Примерно так и есть, – кивнув, отвечал Он. – А
теперь Мне пора приниматься за пастырство, которое продлится три года. Я стану
преподносить великие уроки, которые необходимо усвоить, для того чтобы быть
допущенным на небеса: осознание мироздания и понимание его сознательного
развертывания; признание его красоты и законов, что делает возможным принятие
страдания и кажущейся несправедливости и всех проявлений муки; я пообещаю
конечное торжество для тех, кто сможет достичь понимания, для тех, кто в
состоянии предать свои души пониманию Бога и Его деяний. Так Я одарю мужчин и
женщин, и это, думаю, является в точности тем, чего ты от Меня добивался».
Я не осмелился ответить ему.
«Любить, Мемнох, Я научился любить их так, как ты о том
говорил. Я научился любить и лелеять человека, как это делают мужчины и
женщины, и Я возлежал с женщинами и познал тот экстаз, ту вспышку ликования, о
которых ты говорил столь красноречиво, когда Я не мог даже помыслить о том, что
Мне захочется такой малости.
Я стану говорить о любви больше, чем о любом другом
предмете. Я скажу вещи, которые люди могут переиначить и неправильно понять. Но
любовь будет главным их смыслом. Ты убедил Меня, и Я убедил Себя, что именно
она возвышает человека над животными, хотя люди – это тоже животные».
«Ты намерен оставить им специальное руководство о том, как
любить? И как остановить войну и сойтись вместе в одной форме поклонения...»
«Нет, вовсе нет. Это было бы абсурдным вмешательством и
нарушило бы всю величественную систему, которую Я привел в движение. Это
остановило бы динамику разворачивания вселенной.
Мемнох, для Меня мы, человеческие существа, все еще часть
природы, как Я говорил, только люди лучше животных. Все дело в степени. Да,
люди протестуют против страдания и отдают себе отчет в том, что страдают, но в
каком-то смысле ведут себя в точности как низшие животные, то есть страдание
улучшает их и подталкивает вперед на пути эволюции. Они достаточно
сообразительны, чтобы понять его значимость, в то время как животные лишь
учатся инстинктивно избегать страдания. В сущности, человек может улучшиться за
время одной жизни путем страдания. Но он все же часть природы. Мир будет
развиваться, как и всегда, исполненный неожиданностей. Одни из этих сюрпризов
будут ужасными, другие – чудесными, а иные – прекрасными. Но известно
наверняка, что мир будет продолжать развиваться и мироздание будет продолжать
разворачиваться».
«Да, мой Господь, – сказал я, – но все же
страдание – это зло».
«Чему Я учил тебя, Мемнох, когда ты впервые пришел ко Мне,
говоря, что разложение – это плохо, смерть – плохо? Разве ты не ощущаешь величия
в человеческих страданиях?»
«Нет, – отвечал я. – Я вижу гибель надежды, гибель
любви, семьи, потерю душевного равновесия; я вижу невыносимую боль;
я вижу человека, согнувшегося под этой ношей, отравленного горечью и
ненавистью».
«Ты воспринимаешь недостаточно глубоко, Мемнох. Ты всего
лишь ангел. Ты отказываешься понимать природу, и таков твой путь с самого
начала.
Я привнесу в природу Свой свет через плоть, и будет это
длиться три года. Я научу людей наимудрейшим вещам, которые узнаю и смогу
высказать, обретаясь в этом теле, созданном из плоти и крови, и имея мозг;
а затем Я умру».
«Умрешь? Как это? Что ты имеешь в виду под смертью? Твоя
душа покинет...» – Я в нерешительности замолчал.
Он улыбнулся.
«У Тебя все-таки есть душа, Господи? То есть Ты мой Господь
в облике сына человеческого, и свет заполняет каждую частичку Тебя, но Ты...
у Тебя ведь нет души, верно? У Тебя нет человеческой души!»
«Мемнох, эти различия не имеют значения. Я Бог Воплощенный.
Как может у Меня быть человеческая душа? Важно то, что Я останусь в этом теле,
когда его терзают и убивают, и Моя смерть будет доказательством Моей любви к
тем, кого Я создал и кому позволил так много страдать. Я разделю их боль и
узнаю их боль».
«Пожалуйста, Господи, прости меня, но что-то мне кажется
неверным в самой идее».
И снова Ему показалось это забавным. Его темные глаза
заискрились сочувствующим молчаливым весельем.
«Неверным? Что неверно, Мемнох, – то, что Я приму форму
умирающего бога природы, которого мужчины и женщины воображали себе и о котором
мечтали и пели с незапамятных времен, умирающего бога, символизирующего
природный цикл, в котором все, что рождается, должно умереть?
Я умру и потом воскресну из мертвых, подобно тому как тот
бог воскресает в любом мифе всех народов мира о вечном приходе весны после
зимы. Я стану Богом поверженным и Богом восставшим, только теперь это
произойдет непосредственно в Иерусалиме, а не во время специального ритуала с
человеческими исполнителями. Сам Сын Божий инсценирует эти мифы. Я решил
освятить эти легенды Своей настоящей смертью.
Я восстану из гроба. Мое воскресение подтвердит вечный
приход весны после зимы. Оно подтвердит то, что все в природе подвержено
изменениям.
Мемнох, Меня будут помнить именно благодаря Моей смерти.
Смерти! Она будет ужасной. Меня запомнят не из-за Моего воскресения – ибо это
нечто такое, чего многие просто никогда не увидят и во что не поверят. Но Моя
смерть – да, Моя смерть станет веским подтверждением правоты мифов, и она
явится жертвой со стороны Бога во имя познания Его Творения. Это именно то, о
чем ты Меня просил».
«Нет, нет, погоди, Господи, здесь что-то не так!»
«Ты всегда забываешься и забываешь, с кем
разговариваешь, – мягко произнес Он, а я, глядя на Него, по-прежнему был
зачарован этой смесью человеческого и божеского, потрясен Его красотой и
божественностью, снова и снова охваченный собственным предчувствием, что все
неправильно. – Мемнох, Я только что поведал тебе то, чего не знает никто,
кроме Меня, – молвил Он. – Не говори со Мной так, будто Я не прав. Не
трать понапрасну мгновения, проведенные с Сыном Божиим! Разве не можешь ты
ничему научиться у Меня, облеченного плотью, как учился у людей из плоти и
крови? Разве Мне не о чем поведать тебе, возлюбленный мой архангел? Почему ты
сидишь здесь и допрашиваешь Меня? Что могло бы означать твое слово “неверно”?»
«Не знаю, Господи, не знаю, как Тебе и ответить. Не могу
подобрать слов. Знаю просто, что ничего не получится. Прежде всего кто будет
мучить и убивать Тебя?»
«Жители Иерусалима, – ответил Он. – Мне удастся
вызвать всеобщее раздражение – и косных иудеев, и бессердечных римлян; каждый
будет раздосадован пронзительным посланием чистой любви и тем, что любовь
требует от человека. Я выкажу презрение к обычаям других людей, к их ритуалам и
законам. И попаду в машину их правосудия.
