Разумеется, по всей земле можно услышать подобные истории. И
в этой не было ничего необычного, если не считать того, что меня она почему-то
заинтересовала. В моих скитаниях по этой стране меня словно бы кто-то
направлял, и вскоре путь мой уже лежал на восток от Иерусалима. Мои обостренные
ангельские чувства говорили мне, что я нахожусь поблизости от чего-то
таинственного, чего-то напоминающего о священном, что не всякому из людей было
дано увидеть, и только ангел мог это разглядеть и понять. Разум мой спорил с
чувствами, отвергал их, и все же я дальше и дальше углублялся в пустыню,
бескрылый и невидимый в этом пекле.
Мемнох увлек меня за собой, и мы ступили на песок, к счастью
оказавшийся не таким глубоким, как я себе представлял, но зато горячим и полным
мелких камешков. Мы шли по каньонам, взбирались на откосы и наконец оказались в
небольшой низине с высящейся грудой камней посередине. Эти камни, похоже,
собраны были здесь неспроста – приносили их появлявшиеся здесь время от времени
люди. Выбор этого места был столь же естественным, как и других мест, где мы
раньше останавливались подолгу.
А камни были просто вехой в пустыне или, возможно,
напоминанием о чем-то.
Я был как на иголках от нетерпения услышать продолжение
рассказа Мемноха. Моя тревога росла. Он замедлил шаг, пока мы не остановились
неподалеку от этой небольшой груды камней.
– Все ближе и ближе подходил я, – говорил он, – к
тем камням, что ты сейчас видишь, и своими ангельскими глазами, столь же
зоркими, как твои, рассмотрел в отдалении одинокую человеческую фигуру. Но
глаза мои говорили мне, что это не человек, что, напротив, это создание
исполнено божественного пламени.
Я не хотел верить этому и все же шел и шел дальше, не в
силах остановиться. Затем я остановился – там примерно, где мы стоим сейчас,
вперясь в фигуру, сидящую передо мной на камне и смотрящую на меня снизу вверх.
То был Господь! Сомнений не было. Он был облечен в плоть, с
загорелой на солнце кожей, темноволосый, с темными глазами жителей пустыни, но
это был Бог! Мой Бог!
И Он сидел там в телесной оболочке, глядя на меня
человеческими глазами и одновременно глазами Бога, и я видел, что Он весь
исполнен света и сокрыт от внешнего мира своей плотью, словно то была
наипрочнейшая перегородка между небесами и землей.
Если и было что-то ужаснее этого откровения, так это то, что
Он смотрел на меня, знал меня и ожидал меня, и то, что при взгляде на Него я
испытывал любовь.
Мы снова и снова пели песнь любви. Неужели это та самая
песнь, что предназначена для всего мироздания?
Я в ужасе смотрел на Его смертную плоть, Его опаленную
солнцем кожу, ощущал Его жажду, пустоту в желудке, боль Его страдающих глаз и
присутствие внутри Его Всемогущего Бога. И меня переполняла любовь.
«Итак, Мемнох, – молвил Он на человеческом языке
человеческим голосом. – Я пришел».
Я упал перед Ним ниц. Это произошло инстинктивно. Я просто
лежал там, протянув руку, чтобы прикоснуться к застежке на Его сандалии. Я
вздохнул, и тело мое задрожало в предчувствии избавления от одиночества,
приближения к Богу и удовлетворения от этого, и у меня легко полились слезы,
оттого что я рядом с Ним и вижу Его, и я подивился, что бы это значило.
«Поднимись, иди – сядь поближе, – молвил Он. –
Теперь я – человек и Я – Бог, но мне страшно». – Голос Его невыразимо
волновал меня – человеческий голос, но при этом исполненный божественной
мудрости. Он говорил на языке и с интонациями жителей Иерусалима.
«О Господь, что мне сделать, чтобы облегчить Твою
боль? – спросил я, ибо боль Его была очевидна. Я встал. – Что ты
совершил и зачем?»
«Я совершил именно то, на что ты меня толкал своими
уговорами, Мемнох, – отвечал Он, и на лице Его заиграла самая сказочная и
очаровательная из улыбок. – Я воплотился. Только сделал это лучше тебя. Я
родился от смертной женщины, заронив в нее Свое семя, и в течение тридцати лет
жил на этой земле ребенком, а потом мужчиной, по временам сомневаясь – нет,
даже забывая и совершенно переставая верить, что я действительно Бог!»
«Я вижу Тебя, я знаю Тебя. Ты – Владыка, Господь
мой», – молвил я. Я был так поражен Его лицом, узнаванием Его под маской
кожи, покрывающей кости Его черепа. В одно трепетное мгновение в точности
припомнил я то чувство, когда уловил выражение Его лица в лучах света, а теперь
увидел то же выражение на человеческом лице. Я опустился на колени.
«Ты – мой Бог», – молвил я.
«Я, Мемнох, позволил полностью вовлечь Себя в плотскую
жизнь, чтобы узнать, что означает, как ты сказал, быть человеком, и узнать
страдания людей, их страхи и желания, а также то, чему они могут научиться
здесь или наверху. Я совершил то, что ты Мне велел, и сделал это лучше тебя,
Мемнох. Я сделал это так, как до′лжно Богу, доведя до крайности!»
«Господи, мне невыносимо смотреть на Твои страдания, –
быстро произнес я, не в силах оторвать от Него взгляд и грезя о воде и пище для
Него. – Позволь мне отереть с Тебя пот. Позволь принести Тебе воды.
Позволь сделать это в одно ангельское мгновение. Позволь мне утешить Тебя,
умыть Тебя и облачить в пышное убранство, подобающее Богу на земле».
«Нет, – молвил Он. – В те дни, когда Я считал Себя
безумным, когда знал, что сознательно пожертвовал Своим всеведением для того,
чтобы страдать и познать ограничения, ты мог бы убедить Меня в том, что это
правильный путь. Я ухватился бы за твое предложение сделать Меня Царем. Это
могло стать способом обнаружить Себя перед ними. Но не теперь. Я знаю, кто Я и что
Я, и знаю, что грядет. Ты прав, Мемнох, в преисподней есть души, готовые
попасть на небеса, и Я Сам вознесу их туда. Я узнал то, чем ты Меня прельщал».
«Отче, ты голодаешь. Ты страдаешь от невыносимой жажды.
Давай же, обрати эти камни в хлеб Своим могуществом и вкуси от него. Или
позволь мне принести Тебе еды».
«Послушай Меня в кои-то веки! – произнес Он с
улыбкой. – Перестань говорить о еде и питье. Кто здесь человек? Я! Ты,
несносный противник, ты, любящий поспорить дьявол! Замолчи на минуту и
послушай. Я облечен плотью. Помилосердствуй и дай Мне сказать. – Он
рассмеялся; лицо Его было преисполнено доброты и сочувствия. – Ну же, облекись
плотью вместе со Мной, – молвил Он. – Стань Моим братом, сядь подле
Меня, сын Божий, и давай поговорим».
Я сразу сделал, как Он просил, бездумно создавая тело,
похожее на то, что ты видишь сейчас, ибо для меня это столь же естественно, как
думать. Облекая себя в такую же, как и сейчас, одежду, я вдруг осознал, что
сижу на камне с Ним рядом. Я был больше Его и заранее не подумал о том, чтобы
уменьшить свои пропорции, и тут же стал торопливо это проделывать, пока мы не
стали мужчинами примерно одного роста. Во всем остальном я оставался ангелом,
не испытывая голода, жажды или усталости.
