– О, все они любят, – сказал Мемнох. – Все. Не
существует такого понятия, как нелюбящая душа. Он или она любят что-то, даже
если это «что-то» существует лишь в памяти или как идеал. Ну да, я отыскал тех,
кто вполне миролюбиво и безмятежно выражал безмерную любовь друг к другу и к
обитающим ниже их. Нашел я и таких, которые обратили взоры исключительно на
землю, стремясь лишь к тому, чтобы отвечать на молитвы, исходящие от
отчаявшихся, бедствующих и болящих.
Земля же, как ты знаешь, к этому времени познала немыслимые
войны, и целые цивилизации растаяли в результате стихийных бедствий. Непрерывно
множились страдания людей, и множились они не только пропорционально росту
учености или культурному развитию. Подобное положение сделалось недоступным
моему ангельскому разумению. Взирая на землю, я не пытался даже разгадать, что
управляет страстями людей какой-нибудь определенной народности, а что – другой
или почему какая-то одна группа людей на протяжении жизни нескольких поколений
складывает из камней какое-нибудь циклопическое сооружение. Разумеется, я знал
почти обо всем, но целью моей на тот момент времени была не земля.
Царство мертвых – вот что меня интересовало в первую
очередь.
Я приблизился к тем душам, что взирали вниз с жалостью и
состраданием, стремясь мысленно воздействовать на прочих для их же блага.
Десять, двадцать, тридцать – я видел их тысячи. Тысячи, говорю я тебе, в
которых умерла всякая надежда родиться вновь или получить достойную награду;
души, смирившиеся со смертью, с вечностью; души, очарованные видимой для них
плотью, в точности как мы, ангелы, бывали и все еще бываем ею очарованы.
Я встречался с этими душами здесь и там, заводя с ними
разговор, когда только мог привлечь их внимание. Скоро стало понятным, что им
довольно безразлично мое обличье, поскольку они полагали, что я выбрал его, как
они – свое: некоторые из них напоминали мужчин и женщин, а некоторые не давали
себе труда об этом побеспокоиться. Так что, думаю, они считали меня новичком в
преисподней, раз уж я с таким нахальством выставляю напоказ свои руки, ноги и
крылья. Отвлечь их от земных дел можно было только вежливым обращением, и я
принялся выспрашивать их, стараясь добиться правды и избегая при этом грубости.
Странствуя по преисподней, я, наверное, беседовал с
миллионами душ. И всякий раз самым сложным было отвлечь внимание каждой из этих
душ либо от земли, либо от переживания какого-либо сгинувшего в прошлом события
либо вывести душу из состояния бесцельного созерцания, рассеянности, что
требовало поистине неимоверных усилий.
Даже самые мудрые и любящие из душ не желали обременять себя
моими вопросами. Лишь постепенно они понимали, что я не простой смертный, а
создан из совершенно иной материи и что в моих вопросах заключены вещи, имеющие
отношение к некоему месту за земными пределами. Понимаешь, то была дилемма. Эти
души так долго пребывали в преисподней, что не размышляли более о причинах
жизни и мироздания; они не проклинали более Господа, которого не знали, и не
искали Бога, который был им невидим. И когда я стал задавать свои вопросы, они
подумали, что я нахожусь на пути вниз с новыми душами, грезящими о наказаниях и
наградах, которые никогда не последуют.
Эти мудрые души в смиренной задумчивости размышляли о своих
прошлых жизнях, стараясь ответить на исходящие снизу молитвы, о чем я уже
говорил. Они охраняли своих родственников, членов клана, свои народы; охраняли
тех, кто привлекал их внимание эффектными проявлениями религиозности;
с печалью наблюдали страдания людей, желая помочь и стремясь к этому,
насколько возможно.
Мало какая из этих очень сильных и терпеливых душ пыталась
снова обрести плоть. Но некоторые из них делали это в прошлом. Они спускались
вниз, и рождались заново, и обнаруживали в конечном счете, что не могут в своей
памяти отличить одно телесное воплощение от другого, так что нет смысла оставаться
в живых! Гораздо лучше пребывать здесь, в ставшей привычной вечности, наблюдая
красоту мироздания, – и оно действительно представлялось им прекрасным,
как и нам.
И вот из этих вопросов, из этих бесконечных и вдумчивых
бесед с мертвыми сформировался мой критерий отбора.
Во-первых, чтобы быть достойной небес и иметь у Бога хотя бы
малейший шанс, душа должна понимать жизнь и смерть в самом простом их смысле.
Я нашел множество таких душ.
Далее, в этом понимании должна присутствовать высокая оценка
красоты Божьего творения, гармонии мироздания, увиденной как бы оком Господним,
картины природы, свитой из бесконечных, накладывающихся друг на друга циклов
выживания и воспроизведения, эволюции и роста.
Многие души пришли к пониманию этого. Многие. Но многие,
считавшие жизнь прекрасной, полагали смерть и печальной, и бесконечной, и
ужасной и предпочли бы никогда не рождаться, буде им дан выбор!
Я не знал, что делать с такого рода убежденностью: ведь она
имела широкое распространение. Зачем Он, кто бы Он ни был, сотворил нас, коли
нам надлежит вечно пребывать здесь, вдали от мира, частицей которого мы никогда
не станем, если только не пожелаем сойти вниз и снова испытать всю ту муку ради
нескольких мгновений торжества, и который неоценим в следующий раз более, чем в
предыдущий, ибо не сможем взять с собой наше знание при повторном рождении!
Действительно, придя к этой мысли, многие души переставали
развиваться и изменяться. Они испытывали великую тревогу за живых и жалость к
ним, но ведали только скорбь, а радость не могли себе даже вообразить. Они
стремились обрести покой, и покой казался им тем идеальным состоянием, которого
они желали достичь. Покой, нарушаемый порывами ответить на молитвы, было
особенно трудно сохранить, но мне как ангелу это представлялось весьма
привлекательным. И я долго, долго пребывал в обществе этих душ.
Теперь, если в я только мог поведать им, думал я, если в мог
начать наставлять их, то, возможно, сумел бы заставить изменить свое мнение,
подготовить их к встрече с небесами. Но в состоянии, в котором они пребывают,
они еще не готовы, и я сомневаюсь, что они поверят моим словам.
А что, если они уже поверили и исполнены жажды небес, а Бог
не допустит их?
Нет, мне следовало проявлять большую осторожность. Не
годилось возвещать знание с вершины валуна, как я это делал в свое короткое
пребывание на земле. Раз уж мне приходилось вмешиваться в эволюцию одного из
этих мертвецов, должен быть твердый шанс, что эта душа последует за мной к
Господнему Престолу.
Понимание жизни и смерти? Этого недостаточно. Примирение со
смертью? Этого мало. Безразличие к жизни и смерти – наверняка это не то, что
нужно. Легкое смятение и пассивность. Нет. Такого рода души теряли свою
индивидуальность. Это в той же степени далеко от ангела, как падающий на землю
дождь.
