«Нет. Ты не понимаешь. В ту ночь ты едва не уничтожил во мне
то, что так высоко ценишь сам! Я сопротивлялся тебе изо всех сил, и даже не
догадывался, что твоя власть направляет меня. Самое важное чуть было не умерло
во мне! Ты едва не убил во мне страсть, способность чувствовать! Я чудом
уцелел!»
«Но все уже позади. Твоя страсть, человечность – называй как
угодно – по-прежнему живы в тебе. Иначе твои глаза не были бы сейчас полны
слез, гнева и тоски».
Я ничего не мог ответить, только кивал. Наконец, пересилив
себя, я заговорил: «Ты не должен так поступать со мной, лишать меня воли,
подчинять своей власти…»
«Да, – мгновенно согласился он. – Я не должен. Моя
власть натыкается на какую-то преграду внутри тебя и не может проникнуть в
глубины твоей души. Там я бессилен. Но так или иначе, Мадлен стала вампиром. Ты
свободен».
«А ты удовлетворен, – я уже взял себя в руки. –
Прости, я не хочу казаться грубым. Ты получил меня, я по-прежнему люблю тебя.
Но я ничего не понимаю. Ты доволен?»
«Как же иначе? – ответил он. – Конечно, доволен».
Я встал и подошел к окну. Угли в камине догорали, слабо
светилось серое небо. Я услышал шаги Армана за спиной. Не поворачиваясь, я
краем глаза видел в полумраке его неподвижный профиль. Мы стояли рядом молча,
глядя на непроницаемую пелену холодного дождя, и слушали его шум – не
монотонный и унылый, а бесконечно разнообразный: ручеек журчал в водостоке,
крупные капли мягко ударялись о мокрую, блестящую листву, тоненькие струйки
стекали по карнизу прямо передо мной – сотни звуков смешались в сыром ночном воздухе.
«Ты простил меня?» – тихо спросил Арман.
«Тебе не нужно мое прощение», – отозвался я.
«Оно нужно тебе, – возразил он, – а значит, и мне
тоже». – Его лицо было, как всегда, спокойно.
«Ты думаешь, она сумеет позаботиться о Клодии?»
«Не беспокойся. Лучше ее с этим никто не справится. Она,
правда, сумасшедшая, но в нынешние времена этот как раз то, что нужно. Она и
двух минут не может пробыть одна, она должна целиком отдавать себя близким.
Казалось бы, у нее нет причин любить Клодию, но она любит – за красоту, за
спокойное молчание, за внутреннюю силу и уверенность в себе. Они идеальная
пара. Но им надо как можно скорее покинуть Париж».
«Почему?»
«Ты знаешь почему. Сантьяго и другие следят за ними с
недоверием и подозрительностью. Они опасаются Мадлен, потому что не знают о ней
ничего, а она о них – многое. Они никогда не оставляют в покое тех, кому что-то
известно».
«А тот юноша, Дэнис? Что будет с ним?»
«Он мертв», – коротко ответил Арман.
Я был потрясен холодностью его слов.
«Ты убил его?» – еле выдохнул я.
Он молча кивнул. Его огромные темные глаза внимательно
следили за моим лицом. Я даже не пытался скрыть изумление. Вдруг его рука сжала
мою ладонь на подоконнике, и мое тело, словно подчиняясь его воле, повернулось
и сделало шаг ему навстречу.
«Так было нужно, – тихо сказал он и добавил: – Нам
пора…»
Он посмотрел в окно на улицу внизу.
«Арман, – прошептал я, – я не могу…»
«Следуй за мной, Луи, – ответил он. На подоконнике он
обернулся. – Даже если ты сорвешься и упадешь на булыжник, твои раны
заживут так быстро, что через несколько дней не останется и следа. Кости
вампиров срастаются так же легко, как кожа. Помни об этом и ничего не бойся.
Это совсем легко. Спускайся вниз сразу за мной».
«Что же тогда может убить меня?» – спросил я.
Арман снова обернулся.
«Разрушение твоих останков, – сказал он. – Разве
ты не знаешь? Огонь, расчленение… солнечный свет. Вот и все. Шрамы и рубцы
могут остаться, но тело восстановится. Ты бессмертен».
Я посмотрел вниз сквозь серебристую завесу дождя. Где-то
там, под трепещущими ветвями деревьев, мигали огни пустынной улицы. Я разглядел
мокрую мостовую, колокольчик на железном крюке перед воротами конюшни, побеги
дикого винограда на каменной стене. Огромный, неповоротливый экипаж медленно проехал
мимо дома. Свет слабел, улица засеребрилась, а потом и вовсе исчезла, словно ее
поглотила ночная тьма. Вдруг у меня закружилась голова, и показалось, будто
башня закачалась. Арман стоял на подоконнике и смотрел на меня.
«Луи, оставайся со мной сегодня», – вдруг прошептал он.
«Нет, – тихо ответил я. – Еще не время. Я не могу
оставить их так сразу».
Арман отвернулся и взглянул на темное небо. Кажется, он
вздохнул, я не мог расслышать точно. Он снова сжал мою руку и сказал:
«Ну что ж…»
«Дай мне время», – сказал я.
Он кивнул. Потом быстрым движением перекинул ноги через
подоконник и исчез во мраке. Я замешкался, но всего на секунду, прислушиваясь к
громкому стуку сердца, потом влез на подоконник и поспешил за Арманом, стараясь
не смотреть вниз, в черную бездну.
– Я добрался до гостиницы незадолго до рассвета. В
номере горели яркие газовые лампы. Мадлен спала в кресле возле камина, не
выпуская из цепких пальцев иголку с ниткой. Клодия неподвижно стояла в тени
папоротников у окна и смотрела на меня. В руке она держала гребешок, ее волосы
сияли.
Я остановился на пороге гостиной. Сладкий, душистый воздух,
полный роскоши и неги, обнимал меня, убаюкивал, околдовывал. Все здесь так
отличалось от спокойного очарования Армана, от его комнаты в старой башне. Но
привычный уют нашего номера почему-то встревожил меня. Я огляделся, точно попал
сюда впервые, отыскал свое кресло, сел, закрыл глаза и прижал ладони к горячим
вискам. Вдруг нежные губы Клодии коснулись моего лба.
«Ты был у Армана, – тихо сказала она. – Ты хочешь
уйти к нему навсегда».
Я открыл глаза, взглянул на нее. Каким милым и прекрасным
показалось мне ее лицо, как никогда близкое и родное. Я осторожно дотронулся до
круглых щечек и чуть припухлых век, робко, но без неловкости или стыда, а ведь
я не позволял себе таких вольностей с ночи нашей ссоры.
«Мы еще увидимся, не здесь, так где-нибудь еще. Я всегда
буду знать, где ты!» – сказал я.
Руки Клодии обвились вокруг моей шеи, я закрыл глаза,
спрятал лицо в ее чудесных волосах, осыпал бесчисленными поцелуями тонкую шею,
хрупкие ручки, запястья, ладони. Она гладила меня по голове и лицу.
«Как хочешь, – повторяла она. – Как хочешь».
«Ты счастлива наконец? Этого ты хотела?» – умоляюще спросил
я.
