«Да, – кивнул он. – Так сильно, что он не мог
позволить мне состариться или умереть. Преисполненный любви, он терпеливо ждал,
пока я наберусь сил, чтобы родиться для Тьмы. Разве между тобой и тем, кто
превратил тебя в вампира, не было такой любви?»
«Никогда», – мгновенно отозвался я, не в силах подавить
горькую усмешку.
Арман пристально посмотрел на меня.
«Тогда почему он подарил тебе это?»
«Ты смотришь на это как на щедрый дар! – я откинулся в
кресле. – Ну да, конечно. Прости за откровенность, но я не перестаю
удивляться: ты так умен, но так наивен».
Я рассмеялся.
«Ты оскорбляешь меня?» – улыбнулся Арман. Он и правда
казался таким юным, таким невинным. Я только начинал понимать его.
«Нет, конечно. – Я взглянул на него, и сердце забилось
сильнее. – Ты воплощаешь в себе все, о чем я мечтал, когда решил стать
вампиром. Наша сила для тебя – великий дар! – повторил я еще раз. –
Но скажи мне… Ты все еще любишь вампира, который подарил тебе бессмертие? Живо
ли в тебе это чувство?»
Он задумался и протянул:
«Разве это важно? – И после секундной паузы добавил: –
К сожалению, я мало любил в этой жизни. Но я отвечу тебе. Да, я люблю его, но
не так, как ты думаешь. Ты, сам того не желая, сбиваешь меня с толку. Ты –
загадочное существо. Все очень просто: он мне больше не нужен».
«Мне подарили вечную жизнь, обостренные чувства, жажду
убивать, – поспешно объяснил я, – потому что тот вампир хотел
заполучить мои дом и состояние.
Ты понимаешь? Но это не все. Я сам еще не все понимаю! Ты
словно приоткрыл запертую дверь, и я вижу волшебный свет, льющийся в узкую
щель. Я жажду войти туда, в тот мир, который, если верить тебе, скрывается за
ней! Но на самом деле я не верю, что он существует! Вампир, обративший меня,
воплощал в себе только зло: мрачный, скучный, пустой и невыносимо
разочаровывающий. А это и есть зло, теперь я знаю наверняка. Но ты не такой, ты
выше этого! Так открой же мне дверь до конца, расскажи мне про тот дворец в
Венеции, про любовь с проклятым. Я хочу понять».
«Ты обманываешь самого себя. Тот дворец… Что тебе до него?
Эта дверь ведет ко мне нынешнему. К нашей будущей жизни, а не к прошлому. Я
тоже зло, но на мне нет вины».
«Да, это так», – прошептал я.
«Вот почему ты несчастлив, – продолжал он. – Ты
пришел ко мне и сказал, что существует один-единственный грех – убийство
невинного человека».
«Да… – протянул я. – Могу себе представить, как ты
смеялся надо мной».
«Я никогда не смеялся над тобой, – сказал Арман. –
Разве я могу над тобой смеяться? Только ты поможешь мне спастись от отчаяния,
означающего для меня, как и для любого из нас, смерть. Ты станешь
соединительным звеном между мною и этим веком, ты научишь меня понимать его,
чтобы я вновь пробудился к жизни. Столько лет я провел в Театре вампиров в
ожидании тебя! Если б я встретил человека, который бы так чувствовал и так
понимал этот мир, такого, как ты, с твоей болью в груди, я бы, не задумываясь,
превратил его в вампира. Но такие встречаются редко. Мне пришлось долгие годы
ждать и искать именно тебя. И теперь, когда мы наконец встретились, я готов
сражаться за тебя с кем угодно. Ты видишь, моя любовь безжалостна. Так ли ты
понимаешь любовь?»
«Ты совершаешь ошибку», – ответил я, глядя ему в глаза.
Только теперь я начал постигать смысл его слов. Никогда прежде я не чувствовал
большего разочарования в себе самом. Я ничего не могу ему дать, ничего не мог
дать Клодии и даже Лестату, не говоря уже о моем брате. Бедный Поль, как
глубоко я разочаровал его!
«Нет, – спокойно сказал Арман. – Я должен вступить
в контакт с нынешним временем и могу это сделать только через тебя… Я говорю не
о том, что можно увидеть в картинной галерее или прочесть в книгах… В тебе
воплотился дух твоего века, его сердце».
«Нет, нет. – Я едва сдерживал горький, истерический
смех. – Как же ты не понимаешь? О каком сердце ты говоришь? Я чужой для
любого века, всегда был и буду изгоем». – Мне больно было признавать эту
страшную правду.
Но он только улыбнулся. Его плечи вздрогнули от беззвучного
смеха.
«Но, Луи, – мягко возразил он. – Это и есть дух
твоего времени. Разве ты не видишь? Они все так чувствуют. Ты потерял надежду и
веру. То же самое произошло с этим веком».
Я был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова, и глядел
в потухающий камин. Поленья догорели и рассыпались в пустыню дымящегося
серо-красного пепла. Но он все еще согревал и освещал комнату. Перед моим
мысленным взором проходила вся моя предыдущая жизнь.
«Те вампиры в театре, почему не они?..» – тихо спросил я.
«Они унаследовали от своего века только цинизм. Они не
способны понять, что все на свете, даже их сила, преходящее; они глупо и
изощренно стремятся удовлетворить все свои желания. Это пародия на чудо,
упадок, нашедший убежище в шутовском, манерном бессилии. Ты же видел их. Ты
сталкивался с ними всю жизнь. Но ты сам получил от своего времени другой дар –
разбитое сердце века».
«Это не дар, а несчастье. Несчастье, глубину которого ты не
можешь постичь».
«Ты прав. Но расскажи мне, почему ты несчастен. Почему целую
неделю не приходил ко мне, хотя жаждал прийти. Что держит тебя возле Клодии и
Мадлен?»
Я покачал головой.
«Ты не знаешь, о чем спрашиваешь. Мне было невероятно трудно
превратить Мадлен в вампира. Я обещал себе никогда не делать этого, даже если
одиночество станет невыносимо. И я нарушил обещание. В бессмертии я вижу только
проклятие. У меня не хватает смелости умереть. Но превратить в вампира другого!
Обрушить тяжкие мучения на чужую голову и обречь на верную гибель тысячи людей!
Я нарушил страшную клятву…»
«Если это хоть немного утешит тебя… Я надеюсь, ты понимаешь,
что и я приложил к этому руку?»
«Ты хочешь сказать, что я сделал это ради тебя, чтобы
освободиться от Клодии? Да, верно. Но вся ответственность лежит на мне, и
только на мне!»
«Нет, я не о том. Я заставил тебя! Я был рядом с тобой в ту
ночь. Разве ты не знал?»
«Нет!»
Я опустил голову.
«Я сам бы превратил ее, – мягко сказал Арман. – Но
мне казалось, будет лучше, если это сделаешь ты. Иначе ты ни за что не
расстался бы с Клодией, а ведь именно этого ты хотел…»
«Я проклинаю себя за то, что натворил!» – воскликнул я.
«Тогда проклинай меня, а не себя».
