Через неделю Мадлен отправилась осуществлять задуманное –
жечь свое королевство кукол. Мы проводили ее и оставили одну, а сами отошли в
узенький переулок за углом. Там было тихо, шел дождь. Скоро языки пламени
взвились в затянутое облаками небо. Ударил колокол, люди кричали. Клодия
говорила что-то об огне. Густой дым валил из горящей лавки, и мне стало
страшно. Это была не дикая человеческая паника, а леденящий мертвенный страх,
острый, как удар кинжала. Этот страх уходил корнями в прошлое, в старый
городской дом на Рю-Рояль, где на горящем полу лежал Лестат и как будто спал…
«Огонь очищает», – сказала Клодия.
«Нет. Он только разрушает…» – возразил я.
Мадлен прошла мимо нас, точно призрак под дождем, ее руки
мелькали в темноте, как светлячки; она манила нас за собой. Клодия побежала к
ней, торопливо бросив, чтобы я догонял, и золотые волосы взметнулись и скрылись
в ночи. Ленточка развязалась и упала мне под ноги, прямо в черную лужу. Клодии
и Мадлен уже след простыл, и я наклонился, чтобы поднять ленту. Но чья-то рука
опередила меня. Я выпрямился. Передо мной стоял Арман. Я замер. Он был так
близко, настоящий, живой, в черном плаще, с шелковым галстуком, совсем как
человек, и все же далекий, неподвижный, неземной. Его глаза казались светлее в
розовых отблесках пламени.
Я словно пробудился от долгого сна. Сильная холодная рука
пожала мою руку, он наклонил набок голову – следуй за мной. Я снова видел его,
снова чувствовал его власть. Мы пошли в сторону Сены. Наши движения были
стремительны и ловки, мы пробирались сквозь толпу и едва замечали людей.
Удивительно, но я не отставал от Армана. И я понял, что он заставляет
пробудиться мою скрытую силу, доказывает мне, что я уже не нуждаюсь в
протоптанных дорогах.
Мне отчаянно хотелось поговорить с ним, взять за плечи и
остановить, просто заглянуть ему в глаза. Замедлить его сумасшедший полет во
времени и пространстве, чтобы как-то справиться с собственным волнением. Мне
надо было так много сказать и объяснить ему, но слова не шли на ум. Да и зачем
говорить? Блаженный покой переполнил мою душу, я чуть не плакал. Я вновь обрел
то, что так боялся потерять.
Я не знал, где мы, но смутно припоминал, что когда-то
проходил здесь и уже видел эти громадные старинные особняки, садовые ограды,
решетки на воротах и высокие башни с полукруглыми окнами. Вековые узловатые
стволы древних деревьев, глухая тишина – не многим был открыт доступ сюда,
небольшая горстка людей населяла этот огромный район в самом сердце Парижа, эти
старинные дома с высокими сводчатыми потолками.
Арман вскарабкался на высокую каменную изгородь, ухватился
за толстую ветвь многовекового дерева, протянул мне руку. Через мгновение я уже
стоял возле него, мокрые листья касались моего лица. Перед нами из глубины сада
вздымался многоэтажный дом с башней, едва заметной за пеленой дождя. Проследив
за моим взглядом, Арман прошептал:
«Сейчас мы заберемся туда по стене, на самый верх».
«Нет… я не могу… Это невозможно!»
«Когда же ты наконец поймешь, что все возможно? –
сказал он. – Поверь, это совсем легко. Помни: если ты упадешь, с тобой
ничего не случится. Смело следуй за мной. И еще одно. Обитатели дома знают меня
уже лет сто и считают обычным привидением. Поэтому, если они вдруг заметят тебя
или ты сам увидишь их через окно, веди себя так, будто ничего не случилось, не
разочаровывай и не смущай их. Ты понял меня? И ничего не бойся».
Я не знаю, чего боялся больше: карабкаться на страшную
высоту по гладкой отвесной стене или быть принятым за привидение. Но у меня не
осталось времени для размышлений: Арман уже полз вверх, упираясь ногами в
трещины между камнями и хватаясь цепкими, как у обезьяны, пальцами за малейшие
неровности и выступы. Я последовал за ним, как можно плотнее прижимаясь к
каменной кладке и стараясь не смотреть вниз. Чтобы передохнуть, я повис на
широкой резной арке над окном и там, сквозь запотевшее стекло, увидел темное
плечо, рука с кочергой шевелила угли в камине; человек не видел меня и ничего
не чувствовал. Я полез дальше. Мы поднимались все выше и выше и наконец
добрались до темного окна на самом верху башни. Распахнув его резким рывком,
Арман перелез через подоконник и протянул мне руку.
Я невольно вздохнул с облегчением. Потирая ушибленные локти,
я оглядел странное помещение. Внизу, за окном, крыши домов мерцали серебром в
полумраке и башни возвышались в гуще раскидистых, беспокойных крон. Вдалеке
горела прерывистая линия ярких огней бульвара. Я зябко повел плечами: в комнате
было холодно и неуютно, как и снаружи, но Арман уже растапливал камин.
Из груды негодной мебели он вытаскивал тяжелые кресла, легко
ломал дубовые ножки и спинки. Это под силу каждому вампиру, но Арман был
совершенно особенный – тонкий, изящный, невозмутимый. Он был вампир до кончиков
ногтей. В нем не было ничего человеческого, и даже в его приятном мужском лице
угадывался лик ангела смерти. Меня влекло к нему сильней, чем к любому другому
живому существу, за исключением, пожалуй, Клодии. Но Арман вызывал во мне иное
чувство, более всего походившее на благоговейный страх. Он развел огонь,
пододвинул мне тяжелое дубовое кресло, а сам опустился на пол возле каминной
решетки и протянул руки к пламени.
«Я слышу жильцов дома», – сказал я ему; я наконец
согрелся, и башмаки почти высохли.
«Значит, и я слышу их», – мягко заметил он. В его
голосе не прозвучало ни намека на упрек, я сразу понял, что сказал глупость.
«А если они придут и найдут нас?» – спросил я.
«Просто скажи себе, что они не придут, – ответил
он. – Забудь о них, как я. Мы станем говорить про этих людей, только если
ты захочешь».
Я не смог возразить. Он рассмеялся и объяснил, что обитатели
дома давным-давно наглухо заколотили вход в башню и уже много лет не
наведывались сюда, а если кто-то из них и увидит слабую струйку дыма над трубой
или отсветы огня в камине, то все равно не будет ничего предпринимать до
завтрашнего утра.
Я успокоился и обвел взглядом комнату: книги в кожаных
переплетах на полках возле камина, на письменном столе разбухшие от сырости
стопки бумаги и чернильница с перьями.
«Видишь, – сказал Арман, – можно запросто обойтись
без роскошных апартаментов в гостинице. Ведь тебе, как и мне, нужно совсем
немного. Но, – продолжал он, – каждый из нас сам решает, чего хочет.
Люди, живущие здесь, даже придумали мне имя, и каждая встреча со мной дает им
пищу для разговоров лет на двадцать. Подумать только, для них это добрая треть
жизни, а для меня – ничего не значащие мгновения. Эти люди не могут причинить
мне вред, и поэтому я прихожу сюда, когда хочу остаться один. Никто из Театра
вампиров не знает об этом. Ты – первый, кому я открыл свой секрет».
