«Мне они не нравятся, – сказала она с ожесточением,
когда мы подходили к гостинице. Даже в огромном, ярко освещенном вестибюле
отеля в этот предрассветный час царили покой и тишина. Точно привидение, я
бесшумно прокрался мимо клерков, спавших за стойками. – Ради того, чтобы
разыскать их, я проехала полмира, но теперь не испытываю к ним ничего, кроме
презрения и ненависти!»
Клодия яростно сорвала шляпку и молча направилась в
гостиную; я последовал за ней. Косые струи дождя хлестали по высоким
окнам. Я зажег одну за другой все лампы в комнате, потом свечи в серебряных
канделябрах; я подносил их к газовой лампе, как часто делали и Клодия, и
Лестат в нашем доме на Рю-Рояль. Потом отыскал обитое коричневым бархатом
кресло, о котором мечтал, сидя на лестнице в театре, и опустился в него в
полном изнеможении. На мгновение мне почудилось, что комната охвачена огнем,
как при пожаре. Я остановил взгляд на пейзаже в позолоченной раме на стене
напротив. И смотрел на бледно-голубые деревья, склоняющие кроны над прозрачным
ручейком, и колдовские чары наконец развеялись. Им ни за что не добраться до
нас, пока мы здесь, мысленно успокаивал я себя, но понимал, что это глупый
самообман.
«Я в опасности, я в опасности», – с бессильной яростью
твердила Клодия.
«Откуда они могут знать, что мы сделали с ним? Кроме того,
не ты, а мы – в опасности! Неужели ты хоть на секунду можешь допустить, что я
не считаю себя виноватым в смерти Лестата? Но даже если бы я не был замешан в
этом… – Клодия приблизилась ко мне, и я было протянул руки ей навстречу,
но тут же опустил их, натолкнувшись на свирепый взгляд огромных глаз. –
Неужели ты думаешь, что я покинул бы тебя перед лицом смертельной угрозы?»
Я посмотрел на нее и не поверил своим глазам: Клодия
улыбалась.
«Нет, Луи, я знаю, ты меня никогда бы не оставил, –
сказала она. – Опасность удерживает тебя возле меня…»
«Любовь – вот что удерживает меня рядом с тобой», –
тихо возразил я.
«Любовь? – Она на мгновение задумалась. – Что ты
называешь любовью?»
Мое лицо исказилось от боли, она подобралась еще ближе и
прижала крошечные ладони к моим щекам. Они были холодны как лед, и я понял, что
и Клодия, и я не насытились кровью юноши. Она согрела нас только на время.
«Ты привыкла к моей любви и не замечаешь ее, – ответил
я. – Узы, соединившие нас, нерасторжимы, как если б мы были обвенчаны
перед алтарем в церкви».
Но не успел я договорить, в моей душе зашевелились прежние
сомнения. Я вспомнил ее резкие и насмешливые слова о любви прошлой ночью и
отвернулся.
«Ты, не задумываясь, бросишь меня, променяешь на Армана,
стоит ему только поманить…»
«Никогда!» – возразил я.
«Ты покинул бы меня, потому что ты нужен ему не меньше, чем
он тебе. Он давно тебя ждет…»
«Никогда…» – повторил я, встал и направился к гробу.
Дверь номера была заперта изнутри, но она все равно не могла
стать преградой на пути тех вампиров. Единственное, что мы смогли сделать,
чтобы они не застали нас врасплох, это вставать каждый вечер как можно раньше.
Я обернулся и позвал Клодию, и она сразу же подошла ко мне. Я зарылся лицом в
ее волосы и молча попросил простить меня, потому что в глубине души понимал,
что она права. Но все равно я любил ее, всегда любил. Я обнял ее, прижал к
себе, и она прошептала:
«Ты знаешь, что он повторял мне бессчетное число раз,
повторял без слов? Ты знаешь, зачем он лишил меня воли, так что я только
завороженно смотрела на него и чувствовала, как он, точно на веревочке, тянет к
себе мое сердце?»
«Значит, и с тобой так было… – пробормотал я. –
Значит, не я один…»
«Он сделал меня беспомощной!» – сказала она.
Я снова увидел ее на кожаных томах на столе в комнате
Армана, ее тоненькую, неприкрытую шею, безжизненные руки.
«Но разве он говорил с тобой?..»
«Без слов, – повторила она. Мне показалось, что свет
ламп потускнел, что пламя свечей горит неестественно ровно. Капли дождя
монотонно стучали по оконным стеклам. – Ты знаешь, что он сказал
мне? – прошептала она. – Что я должна умереть, чтобы освободить
тебя!»
Я покачал головой, но мое проклятое сердце сильно забилось.
Я видел, что она верит в то, что говорит. Ее глаза подернулись зеркальной
серебристой пленкой.
«Он словно магнитом вытягивает из меня жизнь, –
прошептала Клодия; ее губы дрожали, это было невыносимо. Я крепко сжал ее в
объятиях, но слезы стояли у нее в глазах. – Точно так же он поступает и с
Дэнисом, своим рабом. Будь его воля, он обратил бы в рабство и меня. Но ты –
другое дело. Он любит тебя. И хочет, чтобы ты был с ним, и не позволит мне
стоять у него на дороге».
«Ты совсем не понимаешь его!» – возразил я, целуя ее щеки,
ее губы.
«Нет, Луи, я понимаю его слишком хорошо, – прошептала
она. – Это ты заблуждаешься. Тебя ослепляет любовь, чарующий вид его
мудрости и силы. Если б ты только знал, как он упивается смертью, то возненавидел
бы его куда сильней, чем Лестата. Луи, ты не должен ходить к нему больше,
никогда. Повторяю тебе: я в опасности!»
На следующий вечер я все же покинул Клодию и пошел к Арману.
Я был уверен, что среди всех вампиров в театре только ему можно доверять. Она
не хотела отпускать меня, смотрела на меня с такой тоской, что больно было
уходить.
Я привык думать, что Клодии неведома слабость, но сейчас в
ее глазах читались страх и какая-то обреченность. Но она все же отпустила меня,
и я поспешил к своей цели. Я остановился неподалеку от входа в театр и
подождал, пока зрители разойдутся, а швейцары станут запирать двери.
Не знаю, кем они сочли меня. Может, просто одним из актеров,
не смывшим грим. Какая разница? Главное, что они пропустили меня. Я миновал
нескольких вампиров в зале и очутился возле двери комнаты Армана. Он ждал меня,
наверняка уже давно услышал мои шаги, поздоровался и предложил мне сесть. С ним
был юноша, он обедал: на столе стояло серебряное блюдо с мясом и рыбой и
полупустой графин белого вина.
После вчерашней ночи Дэнис выглядел болезненным и слабым,
его щеки лихорадочно горели, и для меня мучительно было видеть его розовую
кожу, вдыхать его жаркий запах. Юноша наполнил бокал вином и поднял его в знак
приветствия.
«За моего хозяина», – сказал он с улыбкой, его ясные
глаза сверкнули, он взглянул на меня, но тост был поднят в честь Армана.
«За твоего раба», – отозвался тот шепотом с глубоким
страстным вздохом.
