Наконец мы вышли на середину зала. Я огляделся по сторонам,
и мне почудилось, что нарисованные монстры ожили. Мне показалось, что я падаю в
знакомую черную бездну, как бывало в предчувствии видения, комната поплыла
перед глазами. Я взял Клодию за руку. Она стояла задумчиво и неподвижно, ее
равнодушный и отсутствующий взгляд на секунду встретился с моим, и я понял, что
ее надо оставить в покое. Она вырвала крошечную ладошку и быстро пошла прочь от
меня. Торопливый стук ее каблучков отдавался громким эхом в огромном зале и
барабанным боем у меня в висках. Я сжал лоб ладонью и безмолвно опустил голову,
словно боялся поднять глаза и увидеть ужасные, непереносимые страдания. Потом
снова взглянул на вампира. Его лицо как будто парило передо мной во мраке
свечи, древние мудрые глаза сияли в кругу темных ресниц. Каменные черты не
дрогнули, губы не шевельнулись, но мне показалось, что он улыбается. Я
разглядывал его все настойчивей, убежденный, что это всего лишь волшебство,
иллюзия, и я смогу преодолеть ее. Но чем дольше я смотрел на него, тем
явственней видел эту легкую и задумчивую улыбку. Вдруг он ожил перед моими
глазами, и я услышал или, точнее, почувствовал, как он что-то шепчет, говорит и
даже напевает. Неожиданно приблизившись, он притянул меня к себе, обнял за
плечи. Его лицо очутилось так близко, что я разглядел каждый волосок густых
ресниц, блестящих в лучах нестерпимо яркого сияния глаз; легкое дыхание
коснулось моей кожи.
Я пытался отстраниться от него, но не мог шевельнуться, его
рука держала меня мягко, но нерушимо, его свеча вдруг оказалась у меня прямо
перед глазами, тепло шло от пламени, все мое холодное тело жаждало этого тепла;
я потянулся к свече, но не нашел ее, видел только его лучезарное лицо,
белое, гладкое и мужественное. Лестат никогда не был таким. Передо мной стоял
другой вампир, в нем соединились мы все, но он был такой же, как я, –
существо моей породы.
И вдруг все кончилось.
Я протянул руку, чтобы коснуться его лица, но он был уже
далеко, точно и не приближался ко мне. Растерянный и изумленный, я отступил
назад.
Где-то вдалеке, над ночным Парижем, зазвонил колокол.
Долгий, монотонный звук проник даже в этот подземный зал, и балки перекрытий
отозвались протяжным гудением могучих труб величественного органа. Я снова
услышал шепот или пение. Оглянувшись, я увидел, что тот смертный юноша здесь и
смотрит на меня. Я жадно вдохнул запах жаркой человеческой плоти. Невесомая
рука вампира поманила юношу, тот подошел, бесстрашно и возбужденно глядя мне в
лицо, и неожиданно обнял меня за плечи.
Это было впервые: человек сам, сознательно шел в мои
объятия. Я хотел оттолкнуть мальчика, чтобы спасти, но вдруг увидел синеватое
пятно у него на шее. Он сам подставил горло моему жадному рту, приник ко мне
всем телом, и я почувствовал, как напряглась его мужская плоть. Сдавленный стон
вырвался из моих губ, но он прижался ко мне теснее, припал губами к моей
холодной, безжизненной коже. Я вонзил зубы в его горло, его твердая плоть
вжималась в мое бедро; моя страсть оторвала его от пола, и мир перестал
существовать, остались лишь ритмичные удары его сердца; как волны, они
прокатывались по всему моему телу, невесомый, я раскачивался вместе с ним,
упиваясь его плотью, его чувственным восторгом, его сознательной страстью к
самоуничтожению.
Я очнулся, задыхаясь; он был уже не со мной, мои руки
обнимали пустоту, но губы еще хранили вкус его крови. Юноша лежал на полу рядом
с вампиром, смотрел на меня так же спокойно и безразлично, как и его хозяин.
Его глаза чуть затуманились от потери крови. Я молча шагнул к нему, не владея
собой, его взгляд дразнил меня. Он бросил мне вызов – остался жив! Он должен
был умереть, но не умер; мы были так близки, но он выжил! Подавив желание
броситься на него, я отвернулся и только тогда заметил других вампиров; они
двигались, как тени, возле стены позади меня – едва различимые темные
силуэты, – и огоньки свечей в их руках, казалось, скользили по воздуху
сами по себе. За их спинами угадывались смутные очертания гигантских фресок:
стервятник с человеческим лицом раздирает на части труп, обнаженный мужчина
привязан за руку и за ногу к дереву, рядом, с соседней ветви, свисает туловище
другого, его отсеченные руки болтаются на веревках, а отрезанная голова торчит
на колу возле дерева.
Снова послышалось тихое, воздушное, неземное пение. Голод
отступал, но голова еще кружилась, и пламя свечей сливалось перед глазами в
широкую горящую дугу. Вдруг кто-то резко толкнул меня в спину, я потерял равновесие
и чуть не упал. Я оглянулся и увидел худое, костлявое лицо презренного шута,
его длинные белые пальцы тянулись ко мне. Но тот, другой, главный, быстро
шагнул вперед и встал между нами. Кажется, он ударил его, но я снова не сумел
уловить движение. Словно каменные статуи, они смотрели друг на друга. Кажется,
прошла вечность; они стояли неподвижно, лишь слабые дрожащие огоньки в их
глазах выдавали присутствие жизни. Помнится, я, спотыкаясь, отошел к стене;
точно слепой, натолкнулся на большое дубовое кресло и сел. Я чувствовал, что
Клодия где-то рядом, она говорила с кем-то, из полумрака доносился ее тихий
нежный голос. Стало жарко, и кровавый пот выступил у меня на лбу.
«Пошли со мной», – сказал Арман; он снова был рядом. Я
внимательно следил за его лицом, стараясь уловить движение губ, но – тщетно.
Клодия присоединилась к нам, мы вернулись на ту же лестницу и стали спускаться
еще ниже, под землю. Клодия шла впереди, и я видел на стене длинную тень ее
хрупкой маленькой фигурки. Становилось прохладнее, воздух был свеж и влажен. В
щелях между камнями поблескивали капельки воды, они отливали красным золотом в
отблесках пламени одинокой свечи нашего проводника.
