«И ныне проклят ты от земли… – прошептала она, и эхо
руин стократно усилило ее голос. – И ныне проклят ты от земли, которая
отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь
возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь
изгнанником и скитальцем на земле… за то всякому, кто убьет Каина, отмстится
всемеро».
[3]
Я закричал, страшный крик поднялся из глубин моей души,
словно черный клубок подкатил к горлу и сорвался с губ с сокрушительной силой;
я зашатался, едва не упал. Ужасный вздох пронесся над скамейками, ропот
нарастал; бледные чудовища обступили меня и теснили к гробу; чтобы устоять на
ногах, мне пришлось повернуться, опереться о гроб руками и взглянуть вниз, но
под стеклянной крышкой лежали не останки Лестата, а мой брат. И вдруг все
стихло, словно спала пелена и чудовища растворились в ее бесшумных складках. Я
остался один с братом. Он был юный, белокурый, прекрасный, близкий и теплый,
совсем как живой. Его словно создали заново, с точностью до мельчайших черт;
в воспоминаниях я не видел его таким. Волосы открывали высокий лоб, глаза
были закрыты, словно он спал, тонкие пальцы сжимали распятие, губы были
розовые, нежные, как шелк… Мне захотелось коснуться его, тронуть теплую кожу;
я протянул руку… И все кончилось. Видение исчезло.
Я сидел на скамейке в соборе. Был субботний вечер. Густой
запах воска стоял в неподвижном воздухе. Женщина перед распятием уже давно
ушла, и темнота начала сгущаться со всех сторон. Юноша в одежде послушника
длинным золотым шестом гасил свечи, одну за одной. Я не двигался. Он кинул на
меня взгляд и быстро отвернулся, чтобы не тревожить человека во время молитвы.
Он подошел к следующей свече, и вдруг чья-то рука коснулась моего плеча. Два
человека были от меня так близко, а я даже не услышал их шагов, не заметил их
присутствия… Я отметил про себя, что это тревожный знак, что чутье изменило
мне, и это опасно, но мне было уже все равно. Я поднял глаза и увидел перед
собой седого священника.
«Вы хотите исповедаться? – спросил он. – Я чуть
было не запер храм, но вовремя спохватился».
Он близоруко щурился за толстыми стеклами очков.
Единственным источником света оставались маленькие свечи перед образами в
подсвечниках из красного стекла. Они горели очень ровно, и огромные тени колонн
и статуй на стенах казались неподвижными.
«Вас что-то мучает, не могу ли я помочь?» – сказал он.
«Слишком поздно, слишком поздно», – прошептал я и
встал, чтобы уйти.
Он не заметил во мне ничего необыкновенного, доверчиво
повернулся спиной и доброжелательно сказал:
«Да нет, еще довольно рано. Вы будете исповедоваться?»
Я смотрел на него и сдерживал улыбку. Но потом подумал: а
почему бы нет? И пошел вслед за ним в исповедальню, хотя понимал, что ничего не
получится, что это безумие. Но все равно опустился на колени, положил руки на
скамейку. Он зашел за перегородку, открыл окошко, я увидел в темноте его
туманный силуэт. Я молча глядел на него, потом осенил себя крестным знамением и
сказал:
«Я прошу благословения, отец мой, но я грешил так долго и
так много, что не знаю, как положить этому конец, как признаться перед Богом в
своих преступлениях».
«Сын мой, – прошептал он в ответ. – Бог бесконечно
милостив. Открой перед ним сердце, покайся в своих грехах».
«Отец, я совершал убийства, множество убийств. Женщина,
найденная мертвой на Джексон-сквер два дня назад, тысячи других до нее – по
одному и по двое за ночь в течение семидесяти лет – все они умерли от моих рук.
Словно отвратительная старуха с косой, я бродил по улицам Нового Орлеана и
отнимал человеческие жизни, чтобы продлить собственное существование. Я не
простой человек, отец. Я бессмертен, и на мне лежит вечное проклятие, проклятие
падших ангелов. Я – вампир».
Священник повернулся ко мне лицом:
«Что это, шутка? Развлечение? Ты пришел сюда, чтоб
поиздеваться над стариком!»
И он захлопнул окошко.
Я быстро поднялся с колен, зашел за перегородку.
«Юноша, есть ли в тебе страх Божий? – спросил
он. – Тебе известно, какое наказание ждет богохульников?» – Он взглянул на
меня.
Я медленно приблизился к нему, он смотрел на меня с
негодованием, но вдруг смешался и отступил назад. В соборе было пусто и темно.
Ризничий уже ушел, свечи горели только вдали, перед алтарем, слабый золотистый
ореол светился вокруг седой головы старика.
«Раз так, то не будет и тебе милосердия!» – сказал я, сжал
его плечи, точно в тисках, и притянул к себе.
Он увидел меня вблизи и в ужасе открыл рот.
«Теперь ты понимаешь, кто я такой! Ответь, почему Бог, если
он существует, позволяет мне беспрепятственно разгуливать по земле? –
обратился я к нему. – И ты еще называешь меня богохульником!»
Он уронил молитвенник, царапал ногтями мои ладони, пытаясь
освободиться, четки постукивали в складках его сутаны. С таким же успехом он
мог бороться с одной из этих каменных статуй. Я раскрыл губы, обнажил
смертоносные клыки.
«Почему он терпит мое существование?» – повторил я вопрос.
Его лицо исказилось от страха, злобы и презрения. Я был
взбешен: с такой же ненавистью смотрела на меня Бабетта. Он прошипел, дрожа от
смертельного ужаса:
«Пусти меня, сатана!»
Я отпустил его и злорадно смотрел, как он, спотыкаясь и
путаясь в сутане, ковыляет по проходу. Я догнал его стремительно, как молния,
вытянул руки, обхватил; мой черный плащ заслонил ему свет. Он отбивался,
проклинал меня, молил Бога о помощи. У подножия алтаря я бросил его на пол,
повернул лицом к себе, чтобы он видел меня, и вонзил зубы в его горло.
Вампир замолчал.
Юноша давно уже собирался закурить, но застыл, точно манекен,
с сигаретой в одной руке и спичкой в другой. Он смотрел на собеседника. Тот
глядел в пол. Вдруг поднял голову, взял со стола коробок, зажег спичку. Молодой
человек наклонился вперед, быстро затянулся и выпустил дым. Потом, не сводя
глаз с вампира, откупорил бутылку и сделал большой глоток.
– Я уже не помнил Европу, – сказал вампир. –
Даже переезд в Америку стерся из моей памяти. То, что я родился во Франции,
было для меня всего лишь фактом из биографии. Но все же меня неудержимо тянуло
туда. Я говорил и читал по-французски и в свое время с нетерпением ждал
парижских газет с последними сообщениями о событиях Революции и победах
Наполеона.