— Нет, не в паб, — возразил увешанный значками субъект.
— В паб, — не уступал первый.
— В магазин, — потребовала женщина.
Они галдели, как школяры после уроков.
— В магазин, — поддакнул кособокий, аккуратно харкнув на живую изгородь.
Повинуясь приказу, я смотрел. С виду им можно было дать от тридцати до пятидесяти, но в то же время сквозило в них что-то застывшее, неподвластное возрасту. И еще какая-то робость, усугублявшаяся тем, как последняя парочка держалась за руки. Без нежности, но как бы защищаясь от мира. Они прошли буквально в метре от нас, даже не покосившись на машину. За ними, чуть поодаль, держался молодой человек в шортах и рубашке с распахнутым воротом; я так и не понял, это сопровождающий или обычный прохожий.
Молчание длилось долго. Видимо, инициатива должна была исходить от меня.
— Ну?
Она не ответила. Наверное, вопрос оказался слишком общим.
— Что с ними такое?
— Что с тобой такое?
Такой ответ, при всей желчности, был ни к селу ни к городу. Пришлось нажать.
— А этот молодой парень — с ними?
Молчание.
— Городские сумасшедшие, что ли?
Я ударился затылком о подголовник — это Вероника внезапно отпустила сцепление. На бешеной скорости мы промчались вокруг пары кварталов, подпрыгивая не хуже каскадеров на многочисленных «лежачих полицейских». Переключение скоростей, или отсутствие оного, повергало меня в ужас. Так продолжалось минут десять, потом автомобиль резко свернул на стоянку, заехал одним передним колесом на бордюр и тут же скатился вниз.
У меня возникла невольная мысль: вот Маргарет всегда бережно управляет автомобилем. И опасностей не создает, и машину щадит. Когда я ходил на курсы вождения, инструктор мне внушал, что с педалью газа и ручкой переключения передач нужно обращаться так нежно, чтобы у пассажира даже не шелохнулась голова. Я тогда изумился и впоследствии, сидя на пассажирском месте, всегда обращал на это внимание. Живи я с Вероникой, давно заработал бы остеохондроз.
— Ничего до тебя не доходит… И раньше не доходило, и никогда не дойдет.
— Мне бы хоть какую-нибудь подсказку.
И вдруг я снова увидел все ту же немыслимую компанию, бредущую прямо на меня. Вот, значит, для чего понадобилась такая гонка — для того, чтобы настичь этих блаженных. Наша машина стояла между каким-то магазинчиком и прачечной, напротив паба. Субъект, увешанный значками («зазывала» — вот то слово, которое я тогда не вспомнил: балагур, пританцовывающий у входа в шатер и зазывающий публику подивиться на бородатую женщину или двуглавую панду), по-прежнему держался впереди. Четверо других обступили молодого человека в шортах — по всей видимости, он все-таки был с ними. Социальный работник, не иначе. Я услышал, как он говорит:
— Нет, Кен, в паб не сегодня. Паб у нас в пятницу вечером.
— В пятницу, — повторил усатый.
От меня не укрылось, что Вероника, отстегнув ремень безопасности, взялась за ручку дверцы. Как только я последовал ее примеру, она бросила:
— Сиди.
Как собаке.
В разгар дебатов о выборе между пабом и магазином кто-то из этих странных персонажей заметил Веронику. Твидовый субъект сдернул с головы шапку и прижал к сердцу, а затем раскланялся. Кособокий запрыгал на месте. Дурковатый тип отпустил руку индианки. Социальный работник, улыбаясь, обменялся рукопожатием с Вероникой. В мгновенье ока вся компания окружила ее радостным кольцом. Индианка схватила Веронику за руку, а сторонник паба опустил голову ей на плечо. Казалось, она ничуть не возражает против таких знаков внимания. Я прислушался, но все тараторили наперебой. Потом Вероника повернулась в мою сторону, и я услышал:
— Скоро.
— Скоро, — повторили двое-трое.
Кособокий опять запрыгал, дурковатый расплылся в широкой улыбке и прокричал:
— Пока, Мэри!
Они пошли провожать ее до машины, но при виде меня остановились как вкопанные. Четверо стали энергично махать на прощание, а твидовый субъект решился подойти к автомобилю с моей стороны. Его шапка до сих пор была прижата к сердцу. Он просунул свободную руку в окно; я ее пожал.
— Мы идем в магазин, — официально доложил он.
— Что будете покупать? — осведомился я с такой же серьезностью.
Оказалось, это вопрос на засыпку; субъект погрузился в раздумье.
— Нужные вещи, — ответил он наконец. — Принадлежности.
Вслед за тем он светски откланялся, развернулся и водрузил на голову сплошь утыканную значками шапку.
— Похоже, безобидный, — заметил я.
Но Вероника одной рукой уже включала зажигание, а другой махала своим знакомцам. Мне бросилось в глаза, что она вся в испарине. Нет, понятно, день был жаркий, но все же.
— Они тебя встретили как родную.
Я понял, что отвечать на мои реплики она не собирается. И еще — что она страшно зла: в основном на меня, но и на себя тоже. Никакой особой вины я за собой не чувствовал. Только я раскрыл рот, как заметил, что она, не снижая скорости, несется прямиком на «лежачего полицейского», и побоялся от толчка прикусить язык. После того как мы взяли это препятствие, я спросил:
— Интересно, сколько у него значков?
Молчание. Подскок.
— Они все живут под одной крышей?
Молчание. Подскок.
— Значит, паб — в пятницу вечером.
Молчание. Подскок.
— Да, мы действительно ездили в Минстеруорт вместе. Тогда светила луна.
Молчание. Подскок. Мы свернули на знакомую оживленную улицу; к вокзалу, насколько я помню, уже вела ровная полоса асфальта.
— Шикарный район.
Для достижения цели я решил поддерживать беседу; знать бы еще, какова была моя цель. Не мог же я доставать Веронику, как доставал страховую компанию, — это кануло в прошлое.
— Да, ты права: я уеду совсем скоро.
— …
— И все же приятно было в прошлый раз вместе пообедать.
— …
— Не посоветуешь, что бы такого почитать из Стефана Цвейга?
— …
— Я смотрю, много стало полных людей. Тучных. В наше время такого не наблюдалось, ты согласна? Не припомню в Бристоле ни одного толстяка.
— …
— Почему этот дебил зовет тебя «Мэри»?
Счастье, что я пристегнулся. В этот раз Вероника на скорости около двадцати миль в час въехала двумя колесами на бордюр и ударила по тормозам.
— Вон, — бросила она, глядя перед собой.
Кивнув, я отстегнул ремень и медленно выбрался из машины. Придержал дверцу дольше, чем требовалось, просто чтобы напоследок досадить Веронике, и сказал:
