Затем я отперла шкаф, куда вешала ее пальто (и
свое, если она в тот день не надевала меха: Миранда терпеть не могла, когда наш
с Эмили прозаический драп висел рядом с ее чернобуркой). В этом же шкафу
хранились и другие вещи: поношенные пальто и одежда стоимостью в десятки тысяч
долларов, вещи из химчистки, которые мы еще не успели отправить на квартиру к
Миранде, и как минимум двести пресловутых белых шарфов от «Гермес». Я слышала,
что фирма «Гермес» приняла решение изменить своему стилю и прекратить выпуск
этих простых и элегантных белых прямоугольников. Кто-то в компании
почувствовал, что не мешало бы извиниться перед Мирандой, и позвонил ей. Не
удивившись, она холодно ответила, что очень разочарована, – и тут же скупила
весь остававшийся у них запас. Произошло это пару лет назад, в офис доставили
что-то около пятисот шарфов, а сейчас их осталось меньше половины. Миранда
забывала их повсюду: в ресторанах, кинотеатрах, на показах мод и в такси. Она
забывала их в самолетах, в школе у девочек и на теннисном корте. Конечно, шарф
всегда служил стильным дополнением ее внешнего облика, без него я еще никогда
ее не видела. Но и это не могло объяснить их исчезновения. Может, она думает,
что это носовые платки? А может, ей больше нравится делать заметки на шелке,
чем на бумаге? Как бы то ни было, она, похоже, искренне считала, что достать
такой шарф ничего не стоит, и никто из нас не знал, как ее в этом переубедить.
«Элиас-Кларк» заплатил по двести долларов за штуку, но это не имело никакого
значения; мы подавали их ей так, будто это были бумажные салфетки. Если Миранда
будет продолжать в том же духе, то меньше чем через два года ее запасы
неминуемо иссякнут.
Я разложила твердые оранжевые коробочки на
отдельные полки, откуда их легко было достать и где они никогда подолгу не
задерживались. Через каждые три-четыре дня, собираясь на обед, она вздыхала:
«Ан-дре-а, подайте мне шарф». Я успокаивала себя тем, что к тому времени, когда
она останется совсем без шарфов, меня здесь уже не будет. Какой-то другой
несчастной придется объяснять ей, что нет больше ни одного белого шарфа от
«Гермес» и что их нельзя достать, купить, заказать, выписать по почте из-за
границы или получить каким-либо иным способом. Одна мысль об этом заставляла
меня содрогнуться.
Как только я закончила со шкафом, позвонил
Юрий.
– Андреа? Привет, привет. Это Юрий. Можешь
спуститься вниз? Я на Пятьдесят восьмой, ближе к Парк-авеню, как раз напротив
Нью-Йоркского спортклуба. У меня тут для тебя кое-какие вещи.
Такой звонок был хорошим, хотя и не вполне
совершенным способом предупредить меня, что Миранда, возможно, скоро явится в
офис. Чаще всего она посылала Юрия вперед с вещами, которые нужно было
почистить, актуальными на данный день сумками и туфлями, а также всем, что она
брала читать домой, в том числе и Книгой. В этом случае я должна была встретить
машину и поднять наверх все вышеперечисленные малосимпатичные вещи до того, как
она сама появится в офисе. Обычно между прибытием ее атрибутики и ее
собственным прибытием проходило около получаса – столько, сколько требовалось
Юрию для того, чтобы передать вещи, а потом забрать ее оттуда, куда ее занесло
накануне.
А занести ее могло куда угодно, тем более что,
по словам Эмили, она никогда не спала. Я не верила в это, пока не стала
приходить в ее кабинет раньше всех и первой прослушивать автоответчик. Каждую
ночь, без исключения, а точнее, между часом и шестью утра, Миранда оставляла
нам с Эмили от восьми до десяти невнятных сообщений примерно такого содержания:
«Кэссиди хочет нейлоновую сумку вроде тех, с какими сейчас ходят все девочки.
Закажите одну среднего размера и цвета, какой она сама выберет» или «Мне нужен
точный адрес и номер телефона антикварного магазина где-то на Семидесятых
улицах, того, где я видела старинный комодик». Как будто мы знали, какие
нейлоновые сумки популярны сейчас у восьмилетних и в каком из четырехсот
антикварных магазинов на Семидесятых улицах она что-то присмотрела за последние
пятнадцать лет. Но каждое утро я добросовестно выслушивала и записывала эти
послания, а потом прослушивала их снова и снова, пытаясь интерпретировать
интонацию и извлечь смысл из ударений, лишь бы не обращаться за дополнительными
разъяснениями к самой Миранде.
Однажды я уже сделала такую ошибку, и
единственным результатом был испепеляющий взгляд Эмили. Спрашивать Миранду было
последним делом. Лучше уж наломать дров и подождать, пока тебе об этом скажут.
Чтобы определить местонахождение комода, который приглянулся Миранде, я провела
два с половиной дня в лимузине, раскатывая по Манхэттену. Я исключила
Йорк-авеню (жилой район) и проехала вверх по Первой, вниз по Второй, вверх по
Третьей и вниз по Лексингтон-авеню. Парк-авеню я тоже исключила (по той же
самой причине), но возобновила прочесывание с Мэдисон-авеню. С ручкой наготове
и раскрытой телефонной книгой на коленях я не отрываясь смотрела в окно и
выпрыгивала из машины, едва завидев антикварный магазин. Каждый из них, равно
как и часто встречающиеся мебельные магазины, я удостоила своим личным
посещением. Уже где-то к четвертому у меня выработался определенный навык.
«Здравствуйте, у вас есть в продаже маленькие
старинные комоды?» – кричала я прямо с порога. Начиная с шестого магазина я уже
не трудилась заходить внутрь. Некоторые несимпатичные торговцы оглядывали меня
с головы до ног – куда от этого денешься! – прикидывая, стоит ли из-за меня
суетиться. Большинство из них замечали ожидавший меня лимузин и нехотя давали
мне положительный или отрицательный ответ, хотя кое-кто требовал более
детального описания искомого предмета.
Если они признавались, что у них имеется
нечто, соответствующее моему лаконичному определению, я немедленно делала
следующий выпад: «А заходила ли сюда в последнее время Миранда Пристли?» Если
до сих пор им еще и не приходило в голову, что я рехнулась, то сейчас они явно
были готовы позвать охрану. Несколько человек никогда не слышали ее имя; это
было невероятно приятно и потому, что придавало мне новые жизненные силы (вот
есть же еще нормальные люди, не зависящие от ее всеподавляющей воли), и потому,
что я тут же могла закругляться и ехать дальше. Душераздирающее большинство,
которое знало ее имя, не переставало удивляться. Кое-кто даже спрашивал, для
какой колонки сплетен я пишу. Но независимо от того, какую легенду я им
выдавала, никто не видел ее в своем магазине (за исключением трех, которых мисс
Пристли не навещала уже несколько месяцев, и – о! – как же мы скучаем по ней!
Пожалуйста, передайте ей наилучшие пожелания от Фрэнка, Шарлотты и т.д. и
т.п.).
