Я не стал дожидаться ответного смешка — разжал
ладонь и прервал связь. Фигурка блестела от пота и от этого казалась почти
живой.
Все, пора в гостиницу. В уютный номер люкс для
Светлых, в царство бело-розо-бежевого, к кружевным занавескам и шелковому
белью.
Призывно затренькал телефон.
— Да? — Я прижал телефон к уху, поймал
взгляд официанта и поводил пальцем по открытой ладони — будто выписываю чек.
Официант вымученно улыбнулся, глянув на единственную чашечку передо мной, и
черканул на бумажке «2».
— Энтони, друг мой, — произнес
Лермонт. И это «Энтони» сразу же сказало мне — рядом есть кто-то, кому не стоит
знать, что я русский. — Когда ты покидал «Подземелья», как себя чувствовал
мой сотрудник?
— Нормально.
— Он убит, Энтони. Ты не мог бы приехать?
Я прошипел что-то нецензурное, выгребая из
кармана мелочь. Так… замок там, а овраг и мост там…
— Если сразу поймаю такси, то буду через
пять минут.
— Поторопись, — велел Лермонт.
Свободное такси нашлось сразу — не пришлось
прибегать к магии, чтобы освобождать занятую машину. В Эдинбурге вообще было на
редкость хорошо с такси. Я сел, достал сигарету и закурил. Водитель посмотрел с
легким неодобрением — но ничего не сказал. Я до конца опустил стекло со своей
стороны. Действительно, сядут после меня некурящие…
Но мне хотелось курить.
Идиот. Какой я идиот! Встревожился за Егора,
позаботился о Валерии… А вот подумать головой, для этого и
предназначенной, — не удосужился. Мой визит в «Подземелья» был замечен,
кого-то насторожил. И бедолага Жан, нервный французский студент, уже никогда не
вернется в свой Нант…
Моя вина.
Но Лермонт-то — сам хорош! Аттракцион прикрыл
и отрядил дежурить одного человека. Не Иного, не боевого мага, способного
схватиться с вампиром на равных, — а перепуганного пацана в гриме и
карнавальном наряде.
Я представил себе рыжего парня с бледным, но
теперь уже не от грима, а от потери крови лицом, лежащего среди жутковатых
пыточных орудий. «Одному тут неуютно». И начал отчаянно, хоть и вполголоса,
материться.
Дурак я, дурак…
Лермонт ждал меня у входа в «Подземелья». Был
он мрачен и зол так, как только может быть зол Светлый.
— Пошли. — Он не оглядываясь затопал
впереди. Мы быстро прошли череду пустых комнат и вышли к «Кровавой реке». Опять
здесь?
Но Фома молча полез в лодку. Я — за ним. Фома
взмахнул рукой, заскрежетал механизм, и лодка двинулась вперед.
— Вы еще не вызвали полицию? —
спросил я.
— Пока нет. Только своих… и наблюдателя
от Темных.
— Где они?
— Я попросил их подождать несколькими
комнатами дальше. Сказал, что хочу пригласить для осмотра трупа независимого
эксперта. Обычного человека. Нечего тебе пока светиться…
Лодка проползла короткий затемненный участок и
пришвартовалась ко второму причалу.
— Вот, — мрачно сказал Фома.
Я выбрался из лодки и вслед за Фомой прошел в
соседнюю комнату. Тут размещалась экспозиция орудий казни. С потолка свисал
манекен в петле, а вот на гильотине… на гильотине был не манекен. Убийца опять
продемонстрировал свое чувство юмора.
Отрубить человеку голову тупым бутафорским
ножом макета гильотины — для этого надо обладать нечеловеческой силой. К
примеру — быть вампиром.
Белое пластиковое ведро под гильотиной было
наполовину заполнено кровью. Отсеченная голова лежала рядом.
Я сел на корточки, осторожно взял голову в
руки. И мне захотелось закричать — от бессилия и осознания своей глупости.
— Знать бы, какая сволочь… — сказал
Фома. — Человек у меня работал семнадцать лет…
— Сволочь — молодой рыжеволосый
парень, — сказал я. — Представляется французом, говорит с легким
акцентом. На вид — лет двадцать. Имеет склонность к театральным эффектам. Очень
находчив. Замечательный актер.
Я бережно положил отрубленную голову на пол.
Посмотрел на ошарашенного Лермонта и пояснил:
— Меня провели как ребенка. Я
разговаривал с убийцей, находясь в двух шагах от трупа. И ничего не заподозрил.
Ничего!
Голова убитого сторожа — черноволосая, с
редкой сединой, как и положено человеку в возрасте после пятидесяти, —
слепо смотрела на нас с пола.
— Замаскировать свою природу можно лишь
от слабейшего. — Лермонт буравил меня недоверчивым взглядом. — Это
аксиома. Попробуй определить мою ауру.
Странный разговор над телом человека с
отрубленной головой. Странное место, странные преступления, странные разговоры…
Аура Лермонта — полыхающие желто-зеленые
разряды, колючий ежик Силы, — потускнела. Иглы разрядов втянулись,
померкли. Несколько секунд — и Лермонта окружала гладенькая многослойная аура,
характерная для человека.
Четкий признак Иного — рваная, незакрытая
аура. Она может топорщиться иглами и шипами, втягиваться воронками, зиять
прорехами. Все это признаки открытого энергетического контура, способности не
только отдавать энергию, как люди, но и принимать ее. Принимать, перерабатывать
— и творить чудеса.
Человеческая аура гладкая, многослойная,
цельная. Люди только отдают Силу, не принимают. И ровная пленка ауры — их
попытка защититься, прекратить медленный и неумолимый отток жизни.
Да, теперь Лермонт выглядел человеком.
Почти человеком…
Я всмотрелся чуть пристальнее — и увидел
бледные иглы ауры. Фома замаскировался очень хорошо. Но я пробил защиту.
— Вижу, — сказал я. — Но в того
парня я так пристально не всматривался. Он мог прикрыться.
— Значит, твой рыжий собеседник — Высший
вампир. Или Высший маг, притворяющийся вампиром. — Фома удовлетворенно
кивнул. — Причем он не мог наложить на себя маску, одновременно маскируя
свою ауру. Уже хорошо, Антон. Уже хорошо! Мы знаем его физический облик:
молодой, рыжеволосый… не так уж и много в мире Высших Иных.
— Плащ он, вероятно, взял где-то
здесь, — сказал я. — И накладные клыки. Услышал, что я приближаюсь, и
вместо бегства спокойно вышел мне навстречу… мгновенно сочинив правдоподобную
легенду.
— Я даже догадываюсь, зачем ему
понадобился плащ, — мрачно сказал Фома, глядя на забрызганный кровью
пол. — Он не мог не измазаться… Дай мне его образ, Антон.
