А вот эта древняя легенда, как ни странно,
правдива. Вампиры не могут войти в чужой дом без приглашения. Никто не знает,
почему это так.
Дверь за Брюсом закрылась. Я отпустил
подлокотники кресла — на белом атласе остались мокрые отпечатки ладоней. Темные
отпечатки.
Плохо, когда ночь не спишь. Нервы начинают
шалить.
Но зато я твердо знаю, что у Мастера вампиров
Эдинбурга нет никакой информации об убийце.
Я распаковал чемодан. Повесил на плечики
светлый льняной костюм, пару свежих рубашек. Посмотрел в окно. Покачал головой.
Достал шорты и футболку с надписью «Ночной Дозор». Хулиганство, конечно, но
мало ли странных надписей на футболках?
Потом мое внимание привлек витиеватый,
каллиграфический текст в рамочке на стене. Я уже заметил одну такую рамочку
внизу и одну на лестнице — по всей гостинице, что ли, развешены? Подошел поближе
и с удивлением прочитал:
By oppression’s woes and pains,
By your sons in servile chains,
We will drain our dearest veins
But they shall be free!
[2]
— Ай да сукин сын! — сказал я. Почти
с восхищением. И ведь даже люди, останавливающиеся в гостинице, ничего дурного
бы не заподозрили!
Бесспорно, у Брюса было такое же чувство
юмора, как и у вампира, высосавшего жертву в аттракционе «Замок вампиров».
Прекрасный кандидат на роль убийцы.
Одна беда — под таким ударом, который он
получил, врать Брюс попросту не мог.
Глава 3
Туристы — это самая ужасная порода людей.
Иногда возникает смутное подозрение, что любой народ за пределы страны
старается отправить самых неприятных своих представителей — самых шумных, самых
невоспитанных, самых бестолковых. Но, наверное, все проще. Наверное, в голове у
каждого человека срабатывает секретный переключатель «работа-отдых» и отключает
процентов восемьдесят мозгов.
Впрочем, на отдыхе и оставшихся двадцати более
чем достаточно.
Я шел в толпе, которая медленно продвигалась к
замку на холме. Нет, я не собирался сейчас изучать суровое обиталище гордых
шотландских королей. Хотелось почувствовать атмосферу города.
Атмосфера мне нравилась. Как и в любом
туристическом месте, веселье было отчасти наигранным, горячечным, подстегнутым
алкоголем. И все-таки люди вокруг радовались жизни, улыбались друг другу и на
время отринули свои заботы.
Машины сюда заезжали редко, большей частью
такси. В основном люди шли пешком — текущие к замку и обратно потоки
смешивались, вращались тихими омутами вокруг выступающих посреди улицы
артистов, тонкими ручейками втекали в пабы, просачивались в двери магазинов.
Бесконечная человеческая река.
Прекрасное место для Светлого Иного. Хотя и
утомительное.
Свернув в переулок, я неторопливо спустился
вниз, к разделяющему город на старую и новую части оврагу. Тут тоже попадались
и пабы, и сувенирные лавки. Но туристов было меньше, ритм безудержного
карнавала стих. Я сверился с картой — это было проще, чем использовать магию, —
и двинулся к мосту через широченный овраг, когда-то бывший озером Лох-Нор.
Теперь озеро-овраг прошло последний этап эволюции и превратилось в парк, место
прогулок горожан и тех туристов, кому надоели шум и суета.
На мосту снова клубились туристы. Оккупировали
двухэтажные экскурсионные автобусы, наблюдали за уличными артистами, ели
мороженое, задумчиво разглядывая старый замок на холме.
А на лужайке плясали, размахивая саблями,
казаки.
Повинуясь тому стыдливому любопытству, с
которым праздношатающийся турист смотрит за рубежом на работающих
соотечественников, я подошел ближе.
Ярко-красные рубахи. Широченные шаровары.
Сабли из титанового сплава — чтобы красиво искрили при фехтовании и размахивать
было легче. Застывшие улыбки.
Четверо мужиков отплясывали вприсядку.
И разговаривали — хоть и с украинским
акцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать — на секретном языке.
В более цензурном варианте это звучало бы так.
— Мать твою! — цедил сквозь зубы
бодро приплясывающий бутафорский казак. — Шевелись, тля! Ритм держи,
презерватив рваный!
— Пошел ты! — не переставая
улыбаться, отвечал ему второй ряженый. — Не тренди, маши руками, бабло
уходит!
— Танька, сука! — подхватывал
третий. — Выходи!
Девушка в цветастом платье принялась плясать,
давая «казакам» короткую передышку. Но все-таки успела ответить достойно и без
матюков:
— Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!
Я стал выбираться из жужжащей камерами и
щелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какая-то девушка отчетливо
спросила по-русски своего спутника:
— Кошмар какой… они всегда так матерятся,
как ты думаешь?
Да, интересный вопрос. Всегда? Или только за
рубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне России
никто не знает русского?
Лучше я буду думать, что так общаются все
уличные артисты.
Автобусы.
Туристы.
Пабы.
Магазины.
В сквере блуждает мим, ощупывая несуществующие
стены, — грустный человек в невидимом лабиринте.
Играет на саксофоне невозмутимый негр в килте.
Я понимал, почему не спешу в «Подземелья
Шотландии». Я должен вдохнуть в себя этот город. Почувствовать его — кожей,
телом… кровью в венах.
Я поброжу в толпе еще немного. А потом куплю
билет и пойду в комнату страха.
Аттракцион не работал. На каменных опорах
моста осталась огромная зазывная вывеска. Стилизованная под «вход в древнее
подземелье» двустворчатая дверь была открыта, но проем на уровне груди
перетянут веревочкой. На ней висела табличка, вежливо извещающая, что
аттракцион закрыт по техническим причинам.
Честно говоря, я был удивлен. Виктор погиб
пять дней назад. Достаточный срок, чтобы провести любое полицейское
расследование. Ночной Дозор Эдинбурга осмотрел бы все, что требуется, вообще не
оповещая людей.
Но — закрыто…
