— Дарья Леонидовна Ромашова! Именем Ночного
Дозора — вы арестованы.
— Какой еще дозор? — в голосе ворожеи звучало
явное непонимание, перемешанное с паникой. — Вы кто такие?
— Вы имеете право отвечать на наши вопросы, —
продолжал парень. — Любое магическое действие с вашей стороны будет
рассматриваться как враждебное, и караться без предупреждения. Вы имеете право
просить об урегулировании ваших человеческих обязанностей. Вам вменяется в
вину… Гарик?
С кухни вернулся ушедший туда парень. Как во
сне Наташа отметила, что у него очень интеллигентное, задумчиво-печальное лицо.
Ей всегда такие нравились…
— Я полагаю, набор стандартный, — сказал
Гарик. — Незаконное занятие черной магией. Вмешательство в сознание людей на
уровне третьей-четвертой степени. Убийство. Неуплата налогов… впрочем, это уже
не к нам, это к Темным.
— Вам вменяется в вину незаконное занятие
черной магией, вмешательство в сознание людей и убийство, — повторил державший
Дарью мужчина. — Вы поедете с нами.
Ворожея закричала, пронзительно и страшно.
Наташа невольно посмотрела на открытую настежь дверь — конечно, надеяться, что
соседи прибегут на помощь наивно, но вот вызвать милицию-то они могут?
Странные визитеры на крик никак не
отреагировали. Только девушка поморщилась, и спросила, кивнув в сторону Наташи:
— Что с ней делать?
— Приворот — изъять, память — стереть, — Гарик
посмотрел на Наташу без всякого сочувствия. — Пусть считает, что никого в
квартире не застала.
— И все? — девушка достала из кармана пачку
сигарет, неторопливо закурила.
— Катя, ну а какие варианты? Она человек, что
с нее взять?
Это было уже даже не страшно. Сон, кошмарный
сон… и действовала Наташа как во сне. Резким движением вырвала у девушки драгоценный
пузырек, и рванулась к двери.
Ее отбросило назад. Будто она на невидимую
стенку налетела. Наташа вскрикнула, падая к ногам ворожеи, пузырек вылетел из
руки и неожиданно легко разбился о стену. Крошечная лужица липкой бесцветной
жидкости пролилась на линолеум.
— Тигренок, собери осколки для отчета, —
спокойно сказал Гарик.
Наташа заплакала.
Нет, ни от страха, хотя тон Ильи не оставлял
сомнений — память сотрут. Хлопнут в ладоши, или еще что-нибудь сделают — и
сотрут. И останется она стоять на улице, в твердой уверенности, что дверь в
квартиру ворожеи перед ней не открылась.
Она плакала, глядя, как растекается по
грязному полу ее любовь.
В открытую дверь кто-то ворвался из подъезда.
«Ребята, у нас гости!», — услышала Наташа тревожный голос, но даже не
обернулась. Это было ненужно. Все равно — все забудется. Все разобьется,
разлетится колючими осколками, прольется в грязь.
Навсегда.
Глава 1
Утром никогда не хватает времени на сборы.
Можно встать в семь утра, а можно в шесть. Но все равно — пяти минут не хватит.
Интересно, почему так происходит?
Я стояла перед зеркалом, торопливо подкрашивая
губы. Опять же — как всегда, когда торопишься, помада ложилась неровно, будто у
школьницы, впервые, тайком взявшей мамину помаду. Уж лучше было и не начинать…
выйти без всякой косметики. У меня в этом плане предубеждений нет, внешность
позволяет.
— Аля!
Ну вот.
И это тоже обязательно случается!
— Что, мамуля? — крикнула я, торопливо
натягивая босоножки.
— Подойди, малышка.
— Мама, я уже обутая стою! — поправляя
сбившийся ремешок крикнула я. — Мама, я опаздываю!
— Аля!
Бесполезно спорить.
Нарочито громко цокая каблучками — хотя в
общем-то, я совсем не сердилась, я прошла на кухню. Мама, как водится, сидела
перед включенным телевизором, пила очередную чашку чая с очередным кексом. Ну
что она находит в этих противных датских кексах? Дрянь ведь страшная! Уж не
говоря о вреде для фигуры.
— Малышка, ты сегодня опять собираешься
задержаться? — даже не повернувшись в мою сторону, спросила мама.
— Не знаю.
— Алиса, я думаю, ты не вправе этого
допускать. Есть рабочее время, а задерживать тебя до часу ночи… — мама покачала
головой.
— За это платят, — невзначай сказала я.
Вот теперь мама на меня посмотрела. У нее
задрожали губы.
— Ты ставишь это мне в укор? Да?
Голос у мамы всегда был хорошо поставлен. Как
у актрисы. Ей бы в театре играть.
— Да, мы живем на твою зарплату, — с горечью
сказала мама. — Государство обокрало нас, и бросило умирать на обочине.
Спасибо, доченька, что не забываешь. Мы с папой очень тебе благодарны. Но не
надо нам постоянно напоминать…
— Мама, я вовсе это не имела в виду. Мама, ну
ты же знаешь, что у меня ненормированный рабочий день!
— Рабочий день! — мама всплеснула руками. На
подбородке у нее висела крошка кекса. — Скажи уж лучше — рабочая ночь! И еще
неизвестно, чем ты занимаешься!
— Мам…
Конечно, ничего такого она не думает.
Наоборот, всегда с гордостью рассказывает подругам, какая я примерная и славная
девочка. Просто ей с утра хотелось поругаться. Может быть — новости посмотрела,
и услышала какую-нибудь очередную гадость о нашей жизни. Может быть с отцом
поутру поцапалась — не зря же он так рано ушел.
— И бабушкой в сорок лет я становиться не
собираюсь! — без особого перехода продолжила мама. Да и зачем ей тут переход?
Она давно боится, что я выйду замуж, уйду из дома, и им с отцом придется жить
вдвоем. А может и не придется — я как-то посмотрела линии реальности, и очень
вероятно, что папа уйдет к другой женщине. Он на три года моложе мамы… и в
отличии от нее за собой следит.
— Тебе в этом году пятьдесят, мама, — сказала
я. — Извини, я очень спешу.
Уже в прихожей меня догнал полный справедливой
обиды мамин крик:
— Ты никогда не хотела поговорить с матерью по
человечески!
— Когда-то хотела, — сказала я себе под нос,
выскакивая за дверь. — Когда была человеком, хотела. А где ты тогда была…
