Глава 4
Каждому человеку отпущен талант, но только не все знают, чем
владеют, и очень часто не используют дарованные способности. Мой вам совет,
если вы сидите в какой-нибудь конторе и умираете от скуки, тупо перекладывая
бумажки, ждете не дождетесь выходных и праздников, надо срочно менять
профессию. Только представьте, что вам предстоит до пенсии возиться с нудными
документами, горбатиться исключительно за зарплату, не испытывая ни
удовольствия, ни удовлетворения. Так вот, подумайте, вдруг вы умеете
замечательно стричь домашних или отлично шьете, вяжете, ловко управляетесь с
детьми. Ищите свой талант, он непременно обнаружится, главное, делать то, к
чему душа лежит, и не слушайте родителей, которые с упорством перфоратора
повторяют:
– Дедушка у нас дантист, папа стоматолог, и ты должна
сверлить людям зубы.
Кто бы спорил, святое дело – продолжать династию, но, если
вас не радует перспектива провести жизнь в обнимку с бормашиной, тогда смело
отвечайте:
– Нет! Лучше я стану ихтиологом, мечтаю заниматься
рыбами.
Естественно, придется выслушать не одну истерику домашних,
но лучше быть влюбленным в свое дело «карповедом», чем плохим врачом. Сменить
профессию никогда не поздно, это же ваша жизнь и только вам решать, как ее
провести.
Хотя лично я горазда только советы раздавать. В свое время,
окончив школу, я хотела пойти учиться на следователя. Но воспитывавшая меня
бабушка Афанасия категорично сказала внучке:
– Это не профессия, а катастрофа! Девочка, перестань
читать Конан Дойла, в действительности поиск преступников совсем не романтичное
дело! Думаешь, ты будешь сидеть с доктором Ватсоном у камина и размышлять на
тему похищенных у министра документов государственной важности? Нет, дружочек,
в жизни все иначе, ты попадешь в райотдел милиции, будешь работать среди
закладывающих за воротник мужиков, заниматься поисками нижнего белья, которое
утащили с веревки, общаться с маргиналами и, в конце концов полностью
разочаровавшись в жизни, очутишься на грошовой пенсии, так и не создав семьи.
Мой тебе совет, ступай в институт, где обучают иностранным языкам, вот тогда
можешь не бояться нищеты, всегда останется шанс заняться репетиторством.
И я послушалась бабушку. Ясное дело, Фася желала мне только
добра, и она была абсолютно права, ходить по домам и вбивать в детские головы
неправильные французские глаголы можно хоть до ста лет. Но как же мне было
тоскливо в роли преподавательницы! С какой радостью я при первой же возможности
бросила «сеять разумное, доброе, вечное» и кинулась распутывать детективные
истории. Я, наверное, могла бы служить «нюхачом» в какой-нибудь парфюмерной
компании, мой нос улавливает мельчайшие оттенки запахов. Если вдруг мне
придется идти на службу, то, используя собственное обоняние, я сумею неплохо
заработать, устроюсь на таможню на ставку собаки, натасканной на наркотики,
буду обнюхивать сумки и чемоданы. Кстати, даже с закрытыми глазами я легко
определяю, кто из родных находится рядом. Вот и сейчас в воздухе витает легкий
аромат ванили, скорее всего, в мою спальню вошла Маша, она пользуется шампунем
под названием «Сумерки». Лично мне непонятно, почему, по мнению производителей,
это время суток пахнет именно ванилью…
В нос проник еще и запах шипра, я чихнула, удивилась,
раскрыла глаза и увидела Дегтярева, который сидел на стуле, почти вплотную
придвинутом к моей кровати. Я спросила:
– А при чем здесь ваниль?
– Я принес тебе зефир, – засуетился
полковник, – вон он на тумбочке. Но прежде чем приниматься за него,
поговори с врачом, не знаю, можно ли употреблять сладкое после столь сильного
отравления!
Тут только до меня дошло, что я нахожусь в просторной
больничной палате, а не в спальне в Ложкине. Я изумилась:
– Как я сюда попала?
– Не помнишь? – пригорюнился полковник. –
Мда, дело плохо.
– Я не страдаю амнезией! – возмутилась я. –
Могу воспроизвести весь прошедший день до минуты. Утром по просьбе Киры я
приехала в ее офис, села за стол и стала ждать клиентов.
Тут в горле запершило, я схватила бутылку воды,
предусмотрительно поставленную кем-то на столик у изголовья, и сделала
несколько больших глотков.
– Дальше, – поторопил меня Александр
Михайлович, – кто-нибудь туда пришел?
Я кивнула.
– Да!
– Кто?
– Человек.
– Замечательно, – фыркнул полковник, –
спасибо за уточнение, а то я уж подумал, что к нашей Клеопатре московского
розлива явилась слониха с жалобой на неверного супруга! Уточни, какого пола был
клиент: мужчина, женщина? Возраст? Имя?
– Молодой парень. Как зовут, не знаю, он не
представился.
Александр Михайлович с удивлением посмотрел на меня.
– Ага. Не страшно! И что же хотел этот тип?
Я откашлялась.
– Сначала меня ударила по лицу птица!
– Какая птица? – заморгал приятель.
– Орел или ястреб, а может, сова, – засомневалась
я, – не разглядела ее в деталях, уж очень быстро она появилась. Потом я
проснулась в комнате, туда пришел Марат, он велел разбудить Стеллу. Но парень
соврал, имя у девушки, которая съела голубую таблетку, очевидно, другое, Стелла
приносила кофе.
– Кому? – спросил Дегтярев.
– Мне! Сначала я выпила кофе, потом пошла мыться.
– Куда? – уточнил приятель.
– В булочную! – разозлилась я. – Более
глупого вопроса и не слышала! Когда я привела себя в порядок, Марат отвел меня
в спальню.
– Чью? – уточнил полковник.
Я нахмурилась.
– Теперь понятно, отчего я постоянно слышу от тебя
жалобы на подследственных, которые не желают говорить! Если ты все время
перебиваешь человека, то он замкнется! Марат надел на меня мешок и оттащил в
комнату Стеллы.
– Той, что подавала кофе? – не успокаивался
приятель.
– Нет! Другой! Ее нужно было разбудить!
– Тебя несли на руках?
– Почему? Сама шла.
– В мешке особо не побегаешь.
– Он закрывал только мою голову!
– А-а-а, – протянул Александр Михайлович, –
Стелла проснулась?
– Нет! Она умерла! От голубой таблетки, которую дала ей
неизвестная девица во время танцев.
– Интересно, – протянул полковник, – и
последний вопрос: как ты вернулась в «Советы Клеопатры»?
