– Ты виновен, – изрек Амеротк. – Неужели ты осмелишься солгать богам? Душа твоя скоро окажется на чаше весов, а на другую чашу ляжет перо истины богини Маат.
– Да, я убил жену, – с тяжелым вздохом признался приговоренный. – Но я любил ее, любил больше жизни. А вы знаете, господа, что значит смотреть в глаза женщине, слышать ее признания в любви, а в глубине души знать о ее лжи.
– Приговор должен свершиться, – глухо пророкотал палач.
– Тогда дайте мне чашу, – повернулся к нему приговоренный.
Палач взял глубокую чашу из зеленого камня с золотым ободком и передал ему.
– Что мне следует делать?
– Ничего, – тихо ответил палач, – выпей, и все. – А что потом? – нервно спросил осужденный.
– Когда выпьешь все вино, ходи, пока не почувствуешь слабость в ногах, затем ложись на постель.
Не отрывая взгляд от Амеротка, осужденный принял чашу с бесстрастным лицом. Словно провозглашая тост, он молча поднял ее и залпом выпил отравленное вино.
Амеротк старался прогнать знакомый холодок. Всегда происходит одно и то же. Чаще всего приговоренные выпивали яд, цепенея от холода надвигающейся тьмы. Амеротк мысленно молил богов, чтобы палач выполнил свои обязанности как следует, и порция яда в вине оказалась достаточной, чтобы исключить продолжения агонии. Уставясь в пол, Амеротк думал о своем. Ему приходилось слышать о том, что приговоренным, таким как этот офицер, отрешенным от суетности жизни, открывались скрытые истины. Неужели этот человек что-то уловил во взгляде Амеротка? Могло ли так случиться, что в глазах судьи, при говорившего его к смерти, он увидел отражение душевной муки, которую вызывали подозрения, что его красавица жена любила когда-то и, возможно, продолжает любить другого? И как Амеротку в этот же день предстояло судить этого вероятного любовника Мелото, начальника охраны, обвиняемого в недобросовестной заботе о своем любимом фараоне? Сетос откашлялся, чем вывел Амеротка из задумчивости. Глаза и Уши Фараона тоже чувствовал напряжение и переступал с ноги на ногу, чтобы немного его ослабить. Приговоренный ходил взад и вперед по своему каземату, позвякивая цепями.
Казалось, трещотка какого-то неведомого жреца сопровождает его во тьму.
– Я слабею! – задыхаясь, воскликнул приговоренный и лег на постель. – Ноги меня не слушаются!
Палач снял с него сандалии и сжал пальцы ног, затем то же самое повторил с ногами и бедрами.
– Они холодные, и я их не чувствую, – зашептал осужденный. – Смерть, как вода, наполняет мое тело. Позаботьтесь о моих долгах.
– Все будет сделано, – ответил Амеротк.
В числе прочих на суд возлагалась обязанность конфисковывать все ценности и собственность этого человека и удовлетворять сначала все претензии, а затем передать оставшееся конфискованное имущество в Дом Серебра – сокровищницу фараона.
Тело человека на постели выгнул ось и застыло.
Палач приложил руку к его шее.
– Жизнь покинула его, – объявил он. Амеротк вздохнул.
– Правосудие фараона свершилось, – заключил Сетос.
Он поклонился и в сопровождении Амеротка покинул обитель смерти и по длинному коридору направился к ожидавшим их Асуралу и Пренхо. Только в маленьком переднем дворе, когда они поднялись из подземелья наверх, Сетос сжал запястьe Амеротка и поинтересовался:
– А как поживает госпожа Норфрет?
– Хорошо.
– Волосы ее черны, черные как ночь, – процитировал Сетос слова стихотворения, – и виноградин черней застежки в ее волосах.
– Она красива, как всегда. – Амеротк рассмеялся, надеясь, что сможет скрыть от проницательного взгляда своего друга и коллеги затаенную боль.
– Ты и она были дружны с Менелото?
– Как всегда, господин Сетос, вы резко переходите к делу. Да, Менелото бывал в свое время моим гостем. Сегодня мне предстоит его судить.
– Ты читал показания, что я тебе прислал? Обмахиваясь маленьким веером, Сетос пристально вглядывался в него. У Амеротка возникла мысль, что Сетосу, возможно, что-то известно. Неужели от Глаз и Ушей Фараона не могут укрыться ни секреты спален, ни сердечные тайны?
Сетос бросил взгляд через плечо на Асурала с Пренхо и увлек Амеротка поближе к маленькому фонтану, чтобы шум падающей воды заглушал их разговор.
– Им можно доверять! – заметил Амеротк.
– Уверен, что это так. У тебя нет сомнений по поводу привлечения Менелото к суду? Я хочу сказать, что ему следовало быть более ответственным!
– Сегодня днем мы тщательно рассмотрим факты, заслушаем показания свидетелей и затем, господин Сетос, я вынесу решение.
Главный обвинитель рассмеялся.
– Принимаю выговор, – проговорил он, сложив почтительно руки и притворно кланяясь. – Передавай от меня поклон госпоже Норфрет.
Сетос ушел, напевая себе под нос гимн Амону. Амеротку подумалось, насколько хитер был этот человек, сущий лис. Сетос был близким другом фараона. Главный жрец Амона-Ра, бывший капеллан царицы-матери. Возможно, Сетос желал кары для человека, халатность которого, как он считал, повлекла за собой смерть его друга? Глава Дома Тайн, Сетос использовал все свое умение, чтобы выстроить обвинительное заявление против Менелото. Взгляд Амеротка привлекла игра водяных струй. «Но была ли это затея Сетоса?» – Думал он. До него доходили слухи, что прокурор не стремился возбуждать дело, но кто-то во дворце настоял на этом.
– Все прошло хорошо? – осведомились подошедшие Асурал и Пренхо.
– Смерть никогда не бывает хороша, – ответил назидательно Амеротк. – Но приговор приведен в исполнение, и душа его уже в преддверии суда. Да представит всевидящее око Гора всю правду, когда душа его будет положена на весы.
– А что теперь? – спросил Асурал.
Амеротк шутливо ткнул его пальцем в живот.
– Суд соберется не раньше, чем через два часа. А вы, глава стражников, проголодались и жажда вас мучит. А еще, – он похлопал Асурала по голове, где начинали пробиваться новые волоски, – тебе было бы неплохо наведаться к брадобрею. Ни у кого другого волосы не растут так быстро.
– Это все из-за жары, – буркнул Асурал. – Но ты прав: приятно посидеть с другом за кружкой пива в тени сикомора.
Начальник полиции покосился на Пренхо.
– И поглазеть на проходящих девушек, – пошутил Амеротк. – Пренхо, проследи, чтобы к заседанию суда были подготовлены все материалы.
Писец кивнул.
– А сейчас давайте расстанемся ненадолго. Проводив их взглядом, Амеротк задумался, глядя в небесную синеву. Ему хотелось составить им компанию. Может быть, ему стоит прогуляться по базару, отвлечься, погрузившись в его обычную повседневную суету? Нет, отдыхать нельзя. Ему казалось, что он весь в грязи, от которой хотелось скорее очиститься. Он развернул нагрудное украшение лицевой стороной вверх. Где-то в глубине храма протрубили в раковину – призыв к молитве. Амеротк опустил глаза на мастерски выполненную резную подвеску, изображающую богиню Маат, и в очередной раз залюбовался безукоризненной четкостью, с которой были переданы локоны, миндалевидные глаза, молитвенно сложенные изящные руки и точеная фигурка, облаченная в легкие одежды. Из груди его вырвался вздох. Всякий раз, когда он смотрел на изображение богини, ему вспоминалась жена, и это вызывало у него стеснение и тревогу.
