– И где обследовали Павла?
– Здесь справка есть, – загудел Юра, – из НИИ психической
коррекции детей и подростков.
– Фамилию врача, подписавшего документ, можешь назвать? –
мгновенно спросила я.
– Кандидат наук Рогачева Людмила Павловна, – раздалось в
ответ.
Я оторопела, но Шумаков, отвернувшись к чайнику, не заметил
моей реакции и повел повествование дальше:
– Ну, предположим, я придираюсь. Роман никого не прятал,
ничьих показаний не боялся. Инна на самом деле слегла, узнав о пропаже старшего
сына, а Павел тяжело переживал происшествие с братом. Но мороженщица! Жаль, я
не успел ее додавить.
Я справилась с шоком, который испытала, услышав фамилию
Рогачевой.
– Кто?
Юрий снова ткнул пальцем в план.
– Между ювелирками стоял ларек с мороженым, забыла? Там
сидела девушка, Татьяна Владиславовна Лапина. Ей тоже показали фото Саши и
спросили про девочку с рюкзаком и ее подругу. Лапина моментально заявила:
«Никогда не видела этих детей. Ни разу». Слишком уверенно ответила, что мне не
понравилось. Через некоторое время я решил повторно поговорить с Татьяной,
приехал к ее ларьку. Ба! А там сидит старуха. На вопрос о Лапиной бабка
ответила: «Она квартиру получила, наследство ей досталось, съехала и работу
бросила».
– Сплошные странности в этом деле, – отметила я.
Шумаков поставил передо мною чашку с дымящимся кофе.
– Ага. И самая главная будет сейчас. Я начал искать Лапину и
обнаружил, что живет она не где-нибудь, а на проспекте Мира, в хорошем доме
сталинской постройки, в двушке с окнами во двор. А ведь Татьяна не москвичка!
Она приехала в столицу из провинции, поступала в институт, пролетела, как
фанера над Парижем, сняла комнатенку в коммуналке и стала мороженым торговать.
Никаких родичей, которые могли бы оставить ей столичную недвижимость, и в
помине не было.
– И откуда «двушка»? – спросила я.
– Получена в подарок от Минкиной Тамары Николаевны, – чуть
вздернув бровь, ответил Юра.
– Кто это такая? Пожалуйста, не тяни! – в нетерпении я
застучала ногами по полу.
– Потомственная москвичка, бывшая учительница, в последние
годы сильно болела, лежала по разным клиникам, лечилась от болезни Паркинсона.
– За какие заслуги Минкина отписала свою квартиру Лапиной?
Они дружили? Что сказала Татьяна?
Юра откусил печенье.
– Понимаешь, в тот момент я попал в передрягу по другому
делу. Схлопотал пулю в живот и очутился в госпитале. Последнее, что успел
узнать: Минкина была одинокой, за ней ухаживала племянница, и Тамара Николаевна
обещала той за заботу свою квартиру.
– А отдала ее мороженщице? – взвилась я.
Шумаков расплылся в улыбке.
– Племяшку звали Инна Сергеевна Мотовилина. Ничего у тебя не
щелкает?
– Мотовилина? – повторила я. – Нет.
– Инна Сергеевна, – продекламировал Юра. – Как зовут жену
Романа Хитрука?
Я ахнула.
– Хочешь сказать, что она…
– Мотовилина в девичестве, Хитрук по мужу, – подтвердил
следователь. – Да, и еще одна деталь. За пару часов до ранения я случайно
выяснил – за Павлом в день исчезновения Саши отец не заходил. Младший мальчик
уже год посещал музыкальную школу, сам шел около четырех на занятия.
Глава 26
– И ты оставил это дело! – закричала я. – Ежу ясно, что
Лапиной заплатили за молчание, она знала, куда подевался Саша. А если учесть,
что квартира на проспекте Мира принадлежала тетке Инны…
– …которая уже практически ничего не соображала и без всяких
вопросов подмахнула дарственную, подсунутую племянницей, то получаем ответ:
Роман Хитрук замешан в пропаже собственного сына, – завершил Юрий за меня.
– Почему он? – усомнилась я.
– А кого еще могла спасать Инна? – нахмурился Шумаков.
– Себя, – пробормотала я. – Хотя мне говорили, что мать
обожала Сашу, а отец души не чаял в Павле. Ну почему ты не завершил работу?
Юрий погладил себя по животу.
– После ранения меня положили в госпиталь, дело передали
другому следователю, а тому два месяца до пенсии оставалось.
– Ясно, – вздохнула я. – Это не убийство депутата или
медийного лица, не ограбление известного журналиста, не разборка между крупными
бандами, не смерть криминального авторитета, а всего лишь пропавший мальчик,
ученик четвертого класса. Ну кому он нужен? На таком материале карьеры не
сделаешь, внимание прессы не привлечешь. К тому же заявитель, отец ребенка, не
бегал по кабинетам с жалобами на следователя, который тихо ждет, пока папку с
материалами можно будет сдать в архив. Родители не скандалили, результатов от
следователя не требовали, вот тот и отправил дело на полку, а сам вышел на
пенсию. Ты же, придя из госпиталя, занялся другой работой. Это только в кино
следователь легко открывает старое дело и устанавливает через сто лет истину. В
жизни такое редко случается. Документы в архив и до свидания!
– Грубо, но верно, – согласился Шумаков. – Когда я вернулся
на работу, про Александра Хитрука все забыли.
– Дай мне координаты счастливицы Лапиной, – потребовала я.
Проспект Мира застроен добротными домами, нужное мне здание
стояло недалеко от станции метро. Я попыталась заехать во двор, но уткнулась
капотом в решетчатые ворота. Жильцы не хотели, чтобы их двор превращался в
парковку и место тусовки бомжей. Пришлось бросить «ежика» на тротуаре около
булочной. Конечно, хорошо иметь пафосную новую иномарку, вас будут уважать на
дороге, пропускать в нужный ряд. Но у всякой медали есть оборотная сторона.
Дорогой внедорожник страшно оставить без пригляда, на него могут польстится угонщики
или эвакуаторщики. А мимо «ежика» преступники пройдут, не обернувшись. Кому
нужна сборная солянка из разноцветного металлолома.
Слава богу, пропусков для пешеходов местное домоуправление
не придумало, я беспрепятственно проникла в п-образный двор и нашла нужный
подъезд.
Лапина не отвечала на звонок домофона, я, радуясь
замечательной погоде, села на скамеечку и стала наблюдать за входом в подъезд.
Через час меня охватила скука, я сбегала к метро, купила книгу в мягком
переплете, удостоверилась, что в квартире Лапиной никого нет, и погрузилась в
чтение.
