– Тема необычный мальчик, невероятно талантливый, поэтому
ему трудно наладить отношения с однокурсниками. В школе сына не принимали в
компании, считали его учительским любимчиком, в художественном училище у него
тоже с ребятами дружбы не получилось, а теперь и в институте один ходит.
Вероятно, в этом я виновата, не разрешала ему шумные дни рождения устраивать,
не давала карманные деньги, одевала скромно. Вон у твоей Маши чего только не
было, девчонки к ней толпой носились, все продукты из холодильника съедали,
поэтому у нее полно друзей.
– Не ругай себя, – утешала соседку Нора, – ты одна мальчика
поднимаешь, откуда взять средства на баловство? Закончит он институт, начнет
работать, попадет в хороший коллектив, не переживай.
– Ты тоже жила без мужа, – покачала головой Римма, – но на
дочери не экономила. Я была не права. Не люблю шум и гам, вот и противилась
веселью в квартире. Да и нет необходимости стол с шампанским накрывать,
молодежи хватит чая с карамелью.
– Понятно, – догадалась Элеонора, – ты разрешила Теме
позвать однокурсников, потому и купила конфет.
– Я правильно придумала? – вздернула брови Римма.
– Ты молодец, – одобрила соседку Малькова.
Но запланированная вечеринка не состоялась, сначала грипп
подцепила Римма Марковна, а потом заболел Артем. О том, что парень умер,
Малькова узнала от Люси Синдеевой, столкнулась со сплетницей во дворе, та сразу
налетела на Нору коршуном:
– Не знаешь, она в квартире останется?
– Кто? – не поняла Элеонора.
– Васюкова, – уточнила Люся, – ты вроде с ней дружишь?
– Общаемся иногда, – нехотя ответила недолюбливавшая
Синдееву Нора.
– Я перешла работать в риелторское агентство, – затараторила
Люся, – бросила НИИ на фиг, пусть подавятся своими копейками. Скажи Римме
Марковне, чтобы агента не искала, я ей лучшую цену дам.
– Ошибаешься, – остановила трещотку соседка, – Васюкова
никогда о переезде не заговаривала.
– Многие после смерти близких жилплощадь меняют, – заявила
риелтор, – хотят от воспоминаний избавиться.
– А кто умер? – подпрыгнула Малькова.
– Ты не знаешь? – поразилась Люся. – У Васюковой сын на тот
свет отъехал, осложнение после гриппа.
Нора отпихнула сплетницу и бросилась в двадцать вторую
квартиру. Дверь открыла хозяйка.
– Риммочка, – залепетала Малькова, – чем я могу помочь?
Может, денег дать? Блинов на поминки испечь?
– Огромное спасибо, но мы пока сами справляемся, – каким-то
странным голосом ответила соседка.
Элеонора опешила, а Васюкова продолжала:
– Я Мира, тетя Артема. Сестра спит, ей сделали успокаивающий
укол.
Нора попыталась переварить услышанное, Мира пригласила ее на
кухню и спокойно заговорила:
– Наши родители разошлись, когда мы с Риммой учились в
школе. Отец был большой оригинал, неудавшийся художник, мечтал писать эпические
полотна, а приходилось сидеть на ткацкой фабрике, придумывать рисунки для
тканей. Марк Артемович считал себя неудачником, винил в загубленном таланте
жену, Светлану Николаевну, дескать, двух девочек подряд родила, повесила мужу
на горб спиногрызов, и теперь он вынужден зарабатывать на пропитание голодных
ртов, а не заниматься реализацией своих идей. В конце концов мама от него ушла,
с собой забрала одну дочь, меня, а вторую оставила отцу. Мы с Риммой много лет
не пересекались. Отец, кстати, специально нас так назвал: Мира и Римма. Имена
состоят из одних букв, но любви они нам не прибавили. Родители все никак не
хотели простить друг друга. Мама считала, что Васюков загубил ее молодость,
отец предъявлял ей свою претензию: «Растратил весь творческий потенциал зря,
перегорел, а все из-за алчной спутницы жизни!» Он, конечно, не написал свое
«гениальное полотно», спился и умер. На момент его кончины Римме исполнилось
восемнадцать лет, я на год ее старше. Мама предложила младшей дочери переехать
к нам, но сестра ответила: «Ты бросила отца в трудную минуту, предала его,
фактически убила». Услыхав это чудовищно несправедливое обвинение, я выгнала
Римму вон. Примирила нас лишь смерть Артема, сестра позвонила сегодня, сообщила
о кончине сына, я к ней примчалась. Мы так долго разговаривали, вспоминали
раннее детство, пору, когда считали себя одним человеком, поняли, что родители,
возненавидев друг друга, взрастили злобу и в сердцах детей. Но теперь наша
жизнь потечет иначе.
Элеонора отложила подушку и откинулась на спинку диванчика.
– Печальная история, но, увы, не редкая, – подвела я итог
услышанному, – дети часто становятся оружием в руках разведенных супругов.
Очень жаль, но взрослые люди, как правило, думают о своем моральном и
материальном благополучии и забывают об отпрысках.
– История Миры и Риммы – наглядное пособие, как сделать
детей несчастными, – сказала Элеонора, – внешне они очень похожи, а внутренне
абсолютно разные. Младшая сестра нежная, ранимая, увлекающаяся, вся на пике
эмоций, а Мира бесстрастная, спокойная, вывести ее из себя совершенно
невозможно, не женщина, а терминатор. Или лучше сравнить старшую сестру с
танком – снаряды рвутся, самолеты сбрасывают бомбы, а танк знай себе прет через
болото, не обращая внимания на дождь, ветер, грязь, ломится к цели.
– Безжалостная характеристика, – не выдержала я.
– Зато справедливая, – парировала Элеонора, – сначала мне
казалось, что Мира решила исправить ошибку родителей, наверстать упущенное,
поэтому постоянно держится около Риммы, но потом вдруг я сообразила: старшая
сестра следит за младшей.
Если Нора по старой привычке заглядывала к Римме поболтать,
Мира никогда не уходила в свою комнату, сидела в гостиной, бесцеремонно
подавала реплики, мешала чужой беседе. Римма в присутствии сестры тушевалась и
скоро говорила приятельнице:
– Извини, дорогая, у меня мигрень началась.
После того как ее вот так несколько раз выпроводили вон,
Малькова сообразила: дело тут нечисто, раньше у Риммы никогда не болела голова,
надо изыскать способ пообщаться с ней наедине. Но улучить момент оказалось
непросто, сестры все время проводили вместе.
В конце концов Мальковой повезло, она увидела Миру выходящей
из подъезда и кинулась к подруге.
– Кто там? – тревожно спросила Римма, не открыв дверь.
– Не бойся, – зашептала Элеонора, – это я, впусти меня.
– Мира замок снаружи заперла, – ответила Васюкова.
