– Никогда не суди о людях по первому
впечатлению, – укорила я обозленного на весь мир тинейджера. – Я
никогда не видела свою мать, она сбежала от новорожденной дочери. Не удалось
мне до зрелых лет познакомиться и с отцом, он коротал срок на зоне.
– Так ты детдомовская? – сразу стала фамильярной
Света. – Вау! Круто поднялась!
Я поудобнее устроилась на ее кровати.
– Нет, меня воспитывала Раиса, большая любительница
залить за воротник, но добрая и ответственная женщина. Я в детстве не особенно
ее любила, не понимала, что Раиса спасла меня от приюта, в котором мне жилось
бы намного хуже, чем дома. Лишь спустя много-много лет я по достоинству оценила
тетю Раю, жаль, не могу сказать ей слова благодарности. Вероятно, ты тоже
когда-нибудь сообразишь: Катя старалась заменить вам мать.
Светлана разгладила на коленях одеяло.
– Раз ты тоже сирота… то…
– Говори, не бойся, – кивнула я. – Люди,
которые росли без родителей, всегда поймут друг друга. Кто тебя обидел? Почему
ты так перепугалась, когда я случайно вошла? Ты ведь приняла меня за Екатерину
Максимовну? Кстати, извини, я-то искала кладовку.
Света почесала кончик носа.
– В нашем приюте живут одни девочки, мальчишек нет.
Разве это не странно?
Я пожала плечами.
– Думаю, Катя побоялась иметь дело с хулиганистыми
подростками, не захотела возиться с пацанами, ей легче и приятнее с девочками.
– Во! – подняла палец Света. – В точку.
Добавьте еще сюда слова: беззащитными и глупыми. Кто попадает в приют?
– Наверное, сироты? – предположила я.
Светлана захрустела пальцами.
– Ребят, у которых никого нет, мало. Обычно либо мама,
либо бабушка, либо хоть тетя завалященькая есть. Родственники ханку жрут,
дерутся, их родительских прав лишают, а детей государству отдают. Еще вариант:
мать сама притаскивает младенца в приют, сдает на пару лет, говорит,
материальное положение тяжелое. В родильных домах новорожденных бросают.
Кое-кому везет, иногда их берут в семью, но новые родители хотят, чтобы дети
были здоровые, красивые, талантливые, умные и без родственников. Можно
подумать, что их собственный ребенок получился бы супер-пупер. Если ты решил
забрать человека из приюта, хватай первого попавшегося, а то выбирают, как мясо
на базаре! Вот насчет родичей я их понимаю. Кому охота с ними разбираться!
Подрастет приемыш, ты к нему привыкнешь, денег в него вложишь кучу, и вдруг –
тук-тук, войдите, мамашка с зоны приперла! Приятно?
– Нет, – признала я.
– Екатерина Максимовна занимается только полными
сиротами, – продолжала Света. – Ну чтобы вообще никого не было!
Круто?
– Сама только что говорила про мамашку с зоны, –
напомнила я. – Самойлова считает воспитанниц своими детьми, бережет себя
от отрицательных эмоций.
– Ха! – подпрыгнула Света. – Ни фига ты не
понимаешь! Катька забирает семи-восьмилеток без приютского опыта, с такими
легко справиться.
– Не поняла, – протянула я.
– Проще только батон откусить, – хмыкнула
Света. – Ну, смотри. Если тебя с пеленок через дом малютки в интернат
отправили, небось ты ко всему привыкнешь. Начнут наказывать, ты даже не
чихнешь, воспитатели везде одинаковые. Если не слушаешься – еду отнимают, в
карцере запирают, ремнем лупят, одежду новую не дают. К третьему классу тебе
все по фигу, ну унесли суп, и чего? А вот домашние дети, у которых, допустим,
папа-мама в аварии погибли, те будут в шоке. Жили раньше в красивой комнате с
игрушками, капризничали, от шоколадных конфет морды отворачивали, и вдруг бумс!
Закончилась пруха! Ложись дрыхнуть десятым в спальне, жри дерьмо, мойся
холодной водой, слушай вопли няньки. Мы спокойны, а они в истерике, потому что
страшно. Старшие им дедовщину устраивают, домашних никто не любит, их каждый
поколотить готов.
– Почему? – растерянно спросила я.
– Они хорошо жили много лет, когда нам плохо было! Это
разве справедливо? – с возмущением воскликнула Света.
Глава 19
Вместо того чтобы попытаться погасить агрессивность девочки,
я совсем не педагогично воскликнула:
– Хорошо, что я воспитывалась дома!
Света кивнула.
– Даже не представляешь, как тебе повезло! Поставь той
тетке памятник. Катька принимает к себе только домашненьких, с ними легко.
Начнут хныкать, им скажут: «Если у нас не нравится, переведем в интернат».
Мигом тишина наступает. Домашние больше всего на свете приютов боятся, они
только в распределителе побывали, но кое-кто пару месяцев успел и в детдоме
покуковать.
Я с сомнением посмотрела на Свету.
– Ты говоришь правду? Я видела в каком-то популярном
журнале фоторепортаж из вашего дома и была поражена роскошными условиями. У
каждой девочки своя комната, игрушки. В гостиной огромный телевизор, масса
аппаратуры, ковры, цветы, много книг. С отстающими занимаются репетиторы,
девочки ходят в модной одежде, им не запрещают разумно пользоваться косметикой.
Света прикусила губу, а я продолжала цитировать статью:
– Екатерина предоставляет воспитанницам огромные
возможности, они получают образование, комнату в общежитии, начинают
самостоятельную жизнь не с нуля. Кое-кто сделал головокружительную карьеру,
сейчас не вспомню имен, но ряд девочек поступил в вузы, одна стала модельером,
другая актрисой.
– Галка Степанова, – передернулась Света, –
ну эта ваще! Блин! – Девочка добавила еще несколько слов, на сей раз
нецензурных. Я поморщилась.
– Светлана, ругательства не украшают женщину. Лучше
никогда не употреблять подобных слов, а то ругань войдет в привычку и может
вырваться в любой момент.
– Кто бранится? – вскинула брови девочка. –
Степанова шлюха! И те, кого ты вспоминала, тоже… э… проститутки.
– Зависть – плохое чувство! – не успокаивалась я.
– Думаешь, я завидую? – взъерепенилась
Света. – Ни на секунду! Их все в приюте презирали! Они бежали к папашке по
собственной воле! Галка, когда из подходящего возраста выпала, истерики
закатывала, вены резать пыталась, из окна выпрыгнуть, кричала: «Не бросай
меня!» Вот гадина! Хотела получить побольше. Ну и заработала себе место
актерки, за страсть и верность ее наградили. И все шлюхи подарки получили! Тем,
кто не хотел, фигу показали!
Я перестала понимать смысл ее пылкой речи.
– Девочкам что-то дарили? Ничего плохого в этом не
вижу!
