– Отвратительный тип, – с жаром продолжила
Лариса, – провертел дрелью сквозную дыру в квартиру артиста Полуянова,
подглядывал за ним.
– Даже если это и правда, – снова слетел с катушек
Назар, – то вуайерист не заслуживает смерти, наказание должно
соответствовать преступлению.
– Вот почему у нас насильники получают крохотный
срок, – села на любимого конька Лариса.
– Ну не расстреливать же парня, который подсматривает
за бабами в бане, – ввязался в никому не нужный спор начальник охраны.
– Вернемся к налету на банк, – твердо заявила
я, – и покушению на Асю Войтюк. Как можно оправдать смерть маленькой
девочки? Она тоже насильница?
Лариса вздрогнула:
– Нет, мы сделали это из жалости. Ася родилась
инвалидом, у нее было плохо с головой, такие дети мучаются… их… их… надо…
– Пристрелить, – безжалостно закончила я, –
проявить милосердие по отношению к убогим. Вроде господин Геббельс проповедовал
те же идеалы, ему не нравились люди, непохожие на арийцев: евреи, славяне,
гомосексуалисты, темнокожие. Думаю, Павел Рожков понравился бы идеологу
нацистов. Интересно, ваш муж верит в свои идеи или просто потчевал ими вас,
чтобы иметь безропотную помощницу?
Рожкова вжалась в кресло, а я продолжала:
– Поправьте, если я ошибаюсь. Павел, переодевшись
уборщицей, беспрепятственно проник в банк и притаился за фикусом. В его задачу
входило сделать снимки, чтобы отправить их в газету. Заказчица, оплачивающая
убийство, естественно, не знала, что в зале присутствует папарацци. Вита и Паша
действовали хитро, они не только получали немалые деньги за свои преступления,
но одновременно и мстили тем, кто унижал журналистку Торопыгу, твердил, что она
не умеет писать, смеялся над ее репортажами. Младшая Сергей испытывала огромное
удовлетворение, читая в «Рекорде» свои не тронутые редакторской правкой
материалы. Представляю, как она наслаждалась, зная, что ждет издание. Но
оставим в стороне психологию, вернемся в зал расчетов.
Павел притаился за большим растением и сделал прицельный
снимок. Фотокорреспонденты всегда так поступают, им необходимо
«порепетировать». Вспышку увидел охранник Митрич, но поскольку он уже
нахлебался чая со снотворным, то принял яркий свет из-за ветвей за короткое
замыкание. Митрич неумен, он алкоголик, но глаза у него хорошие, и память не
подвела. Дальнейшее заняло считаные минуты.
Охранники падают без чувств. Снова Павел совершил ошибку, не
подумал, что тому, кто будет расследовать преступление, придет в голову вопрос:
«Каким образом сильнодействующее лекарство попало в чай?»
В зал врываются Марина и Лариса. Вита – Настя, которой
предстоит выстрелить в Асю, – падает под стол. Знаете, как я догадалась,
что стреляла Настя? Внимательно изучила снимки с места происшествия и
удивилась: на одном видны наши с Настей – уж простите, я ее под этим именем
знаю – ноги, я отлично помню, что мы обе лежали, спрятав верхнюю часть тела под
столом. Потом я увидела, как грабитель отнимает у посетителей вещи, и поползла
прятать свой медальон в мусоре. В этот момент я упустила Настю из вида. Когда
прозвучал одиночный выстрел, я находилась лицом к корзинке. А вот когда я
обернулась, Настины руки были направлены в сторону зала. Вопрос: зачем ей
изменять позицию? Глупо высовывать в опасный момент голову из укрытия, любой
нормальный человек поступит наоборот. Если вы слышите звук выстрела, то
инстинктивно закроете самую главную часть тела, но если знаете, что автоматы
игрушечные и вам ничего не грозит, вот тогда осмелеете.
Марина пинает меня по ногам и требует украшения. Я отдаю ей
серьги, вижу остатки лака на ее кутикуле и ощущаю запах отвратительных духов
под названием «Голубое эхо любви».
– Замечательный парфюм, – обиделась Лариса, –
в торговом центре «Вега»
[12]
есть бутик. Приходишь туда и составляешь композицию из духов, ее наливают в
красивую бутылочку. Я сама запах придумала, а менеджер предложила название
«Голубое эхо любви». Она сказала, что у меня талант, такие духи можно запускать
в серию, пригласила еще приходить, обещала в следующий раз большую скидку. Я
Маринке одну упаковку подарила на день рождения, здорово иметь эксклюзив, ну и
для себя флакончик приобрела. Таких ни у кого нет!
– Еще одна улика, – кивнула я, – мой нос
запомнил это амбре, и я сделала стойку, когда от кассирши повеяло тем же,
пардон, ароматом. Потом посудомойка из «Рио-Маргариты» вскользь бросила в
разговоре, что бармена Сергея привела официантка Лариса, а ваша коллега из
супермаркета упомянула про кассиршу Ларису Рожкову, которую бьет муж Павел. А я
узнала, что Павел Рожков был воспитанником интерната, в который попала после
смерти матери Виталина Сергей. Марина дружила на зоне с Ларой Подгорецкой,
которая потом вышла замуж и сменила фамилию на Рожкову. Вот такой расклад. Да,
еще сотрудники приюта сказали мне в приватной беседе, что Павел обожал Виту, ходил
за ней хвостом, портфель носил, все считали, что они по достижении
восемнадцатилетия сразу поженятся, говорили, Рожков за Виту мог на костер
взойти и молча сгореть.
Лариса вскочила.
– Да она сволочь! Издевалась над Пашей! Вы Витку не
знаете! Прикинется тихой овцой, а сама исподтишка всех поедом ест.
Я решила подбросить дровишек в топку:
– Извините, не похоже. Вита добрая, помогла мне в
трудную минуту с жильем, позвала к себе, и очень красивая, прямо картинка.
– Не сказал бы, обычная деваха, – снова не ловил
мышей Назар, но Лариса не обратила внимания на его выступление. Ее сильно
уязвили расточаемые мною похвалы Вите.
Не в силах справиться с ревностью, Рожкова забегала по
комнате.
– Вита? Добрая? Она прекрасно знала, что Паша по ней
сохнет, прикидывалась несчастной козой, заставила его себе служить! Почему
Маринка два раза на зону попала? Витка ее руками своим обидчикам отомстила.
Маришка наивная, она младшенькую защищает, та за ниточки дергает, а сестра
кулаки сжимает. Витка всех, кто ее любит, использует. Знаете, почему мне муж
после дела с банком в глаз въехал? Я Маринку окликнула, указала ей на дорогую
сумку и перчатки!
Лариса всхлипнула и свалилась в кресло. Мне неожиданно стало
жаль Рожкову.
– До ареста вы работали в бутике элитной одежды и
хорошо знаете цену сумкам «Шанель» и перчаткам «Милли». Решили подсказать
подельнице, что лучше прихватить, и обратились к ней: Серега! А Павел
сообразил, что ваша оплошность может дорого стоить, не дай бог кто-нибудь
потянет за эту нитку. Тогда его замечательная Вита пострадает, и он распустил
руки!
