В голосе ее звучала такая тревога и столь безграничное
удивление, что я вытащила из сумочки зеркало, посмотрела в него и ахнула:
– Кто это?
Вопрос был чисто риторический, я прекрасно знала ответ. Но
скажите, как реагировать, если вместо давно знакомой, отлично изученной, родной
мордашки вы видите одутловатую подушку, покрытую мелкими красными точками,
вокруг которых разливаются серо-синие пятна? В нижней части того, что еще утром
было пусть не самым красивым на свете, но вполне приятным лицом, торчал клюв
утенка, больного водянкой. О состоянии носа и глаз ничего сказать не могу, их
как будто стерли ластиком, они были почти не видны из-за опухших щек и век.
– Я узнаю уши, – испуганно сказала Вера, – в
мочках ваши любимые серьги от Картье. Маленькая родинка тоже ваша. Дашенька, вы
попали в аварию?
– Ага, – прошептала я, – шла по улице и
угодила головой под асфальтовый каток. Шутка! Это… э… э…
Фантазия иссякла. Меньше всего мне хотелось признаваться
Верочке, где я провела раннее утро.
В начале лета я случайно столкнулась в кафе с Элей
Москвитиной и была поражена цветущим видом старинной знакомой. На все мои
вопросы Элька загадочно закатывала глаза, несла чушь про привезенный из Китая
супер-пупер-крем, но потом не выдержала:
– Никому не расскажешь?
– Даже под пытками не раскрою рта, – поклялась я,
сгорая от любопытства.
И Москвитина раскололась. Несколько раз в году в Москву из
Лос-Анджелеса прилетает чудо-доктор Вилли, принимает он в небольшом кабинете,
адрес которого дает только своим.
– Вилли творит чудеса! – восхищалась Эля. – У
него волшебные руки и последние средства для инъекций по восстановлению
красоты.
– Наверное, это больно, – поежилась я.
Москвитина выпятила губу:
– А круговая пластика лучше? Четыре часа под общим
наркозом, швы размером с палец, стянутая кожа. Будущее за инъекциями. Вот у
меня во лбу ботокс, вокруг глаз тоже, в носогубных складках гель. Ты знаешь,
что к сорока годам губы теряют почти половину своего объема? А круги под
нижними веками?
– Ты выглядишь не старше своей невестки, –
признала я.
– Нашла с кем сравнить! – фыркнула Эля. –
Алка жуткая коровища! А вот ты в последнее время сдала. Подбородок отвис, овал
лица поплыл, брови опустились. М-да! Старость не радость! Ну, я побежала!
Когда Москвитина исчезла за горизонтом, я отправилась домой,
заперлась в ванной, тщательно изучила свою внешность в зеркале и неожиданно
расстроилась. Да, мне не двадцать лет и, если уж совсем честно, далеко не
тридцать, но еще месяц назад я выглядела намного лучше. Либо в ванной ввернули
более мощные лампочки, либо я старею с космической скоростью. Конечно, я знаю,
что впереди меня ждет естественная трансформация внешности, но пока я морально
не готова перейти в разряд благородных бабушек. Я не актриса, не певица, не
зарабатываю на жизнь своей красотой и, в принципе, могу спокойно жить дальше:
домашние будут любить Дашеньку, даже если вся она, с головы до ног, включая пятки,
обрастет кудрявой, как у нашей пуделихи Черри, шерстью. Беспокоиться по поводу
изменения отношения ко мне близких нечего, но… почему мне так неприятно?
Настроение было испорчено начисто. Я спустилась в столовую.
– Чего скуксилась? – спросила Зайка, нарезая
творожную запеканку.
Надо было соврать про приближающуюся мигрень, но я
неожиданно ответила правду:
– Я насчитала у себя кучу морщин! В ближайшие месяцы
превращусь не просто в печеное яблочко, а в такое, которое сначала подержали в
духовке, а потом пожевали!
– Глупости, – тут же возразил Аркадий. – Ты,
мать, не меняешься, осталась такой, как двадцать лет назад.
– Хотелось бы, – вздохнула я, – но, когда
видишь человека каждый день, трудно быть объективным. Я слышала, сейчас делают
какие-то уколы.
Аркадий отложил вилку.
– Надеюсь, ты не собралась вкачивать в себя силикон?
Включи телик и посмотри на поп-звезд! Отвратительное зрелище.
– Ботокс – яд, – тут же вмешалась Маша. –
Никто пока не может сказать о последствиях его длительного применения.
– Не вздумай идти на процедуры, – запретила
Зайка. – Изуродуешься, потом придется остаток жизни лечиться! Зачем тебе
разглаживать лицо? Ты не сидишь в студии под софитами, не торгуешь своей
мордой!
Несмотря на то что Зайка использовала аргумент, которым я
сама недавно утешалась, легкая досада все же царапнула мою душу. Если
согласиться с Ольгой, то из ее рассуждений логично вытекает: мне не надо
чистить зубы, ставить коронки и приклеивать виниры! Изображение госпожи
Васильевой не транслируют на всю Россию, следовательно, мамо, натягивайте
фланелевый халат, не ходите в парикмахерскую, не покупайте косметику, можете
даже не принимать душ, и так сойдет!
Ну уж нет! И я ринулась в бой.
– Если есть возможность достойно выглядеть, зачем ею
пренебрегать?
Домашние переглянулись, выстроились боевым клином и пошли на
меня, бряцая мечами, копьями и ядерными боеголовками.
– Глянцевое лицо, без следов времени, только сильнее
старит человека, – объявил Кеша, – делает его похожим на
пластмассового пупса.
– На коже останутся шрамы, следы от уколов, возможна
аллергическая реакция, – перечислила осложнения Маня.
– Сейчас в Москве полно шарлатанов, – вторила им
Зайка, – называют себя иностранными именами, используют
незарегистрированные препараты.
– У Шабановых с пятого участка дочь себе грудь
увеличила, – влезла в беседу Ирка, притащившая в столовую чайник, –
полетела после этого в Америку, а имплант тот в воздухе взорвался. Она чуть не
померла, самолет из-за нее в Испании сажали, теперь авиакомпания от Шабановых
уйму денег требует! Вот отправитесь в Париж, и получится то же самое! Губы по
салону разлетятся, морщины треснут!
– Это навряд ли, – хихикнула я. – Хотя насчет
увеличения бюста я не подумала! Суперидея!
– Мать, – подскочил Аркадий, – грудь-то тебе
зачем?
Действительно! Всю жизнь хожу с минус первым размером – и
никакого чувства ущербности. Четыре счастливых замужества и ни одной мысли о
собственном несовершенстве. Я всегда походила на стиральную доску, но это была
молодая стиральная доска, а теперь постаревшая. Почувствуйте разницу!
