– Но называете ее бухгалтером, – напомнила я.
Митрич принялся делать круговые движения руками.
– Волосы такие… высокие… их обычно бабы из бухгалтерии
в стог укладывают. Я не первую работу меняю, везде главбух так выглядит.
Хозяин умолк и уставился в окно.
Я решила его поторопить.
– Значит, две посетительницы?
Митрич заморгал:
– Не-а! Еще девка, тетка и мужик.
– Хорошо одетый бизнесмен, хотел внести плату за
детский садик, – кивнула я.
– Орал сильно, – вынырнул из нирваны алкоголик, –
перепутал квитки!
– У вас отличная память, – обрадовалась я.
– И жирдяйка, – объявил Митрич, – толстуха!
– Такой не было, – возразила я.
– А ты откуда знаешь? – фыркнул пьяница и в тот же
момент щелкнул пальцами. – Я тебя вчера видал! Стояла в стороне, ничего не
делала! Сумочка на плече висела.
– Да, я заходила в зал, – признала я, –
поэтому совершенно уверена: полной женщины там не было.
– Неправда, – уперся Митрич, – жирдяйка за
фикусом копошилась, у предбанника, который ведет в туалеты и к служебному
лифту, там еще здоровенная тумба с деревом стоит. Для красоты поставили.
Я порылась в памяти и вынуждена была признать:
– Не смотрела в ту сторону.
– Тогда не спорь, – без всякой агрессии велел
алкоголик, – баба еще в кепке была, долго возилась за растением.
– И вас не заинтересовала клиентка, которая спряталась
за фикус? Хороша охрана! – разозлилась я.
Митрич взял со стола чайную ложку и легко ее согнул.
– Никакая она не вкладчица. Наша, банковская. С
бейджиком. Вошла с улицы, шмыг за кадушку! Старательная!
Я удивилась:
– Сотруднице незачем таиться в укромном углу!
Бывший охранник встал, открутил кран, набрал в стакан
холодной воды и одним глотком выпил.
– Уборщица она! На бейджике буквы «М» и «Ч», на куртке
написано «Отмываем все, кроме денег». Таких в банке много, везде шныркают,
моют, трут, чистят. Михаил Федорович может за соринку скандал устроить. Мы с
Николаем на пост заступили, потом поломойка пришла, сначала на улице пыхтела,
ступеньки мыла, ходила между раздвижными дверьми, затем за кадку двинула.
Говорю же, старательная, наверное, недавно нанялась. По первости все из штанов
выпрыгивают, а потом косячить начинают. И…
Митрич примолк, я потрясла его за плечо:
– Эй, выйди из тьмы.
– Коротнуло там, – вдруг невпопад сказал
он, – вспыхнуло ярко!
Я покосилась на сковородку, может, мозг алконавта перенес
его в другую действительность и пора применять чугунотерапию?
– В глазах запрыгало, голова заледенела, –
продолжал ничего не подозревающий о моих намерениях Митрич, – в носу
ветром зашуршало, уши во тьму ушли.
Мне стало смешно: последний пассаж про уши прозвучал
особенно интригующе.
– Вбок меня потянуло, – описывал свои ощущения
Митрич, – в пену засосало. Я стал задремывать, тут из-за фикуса яркий свет
вспыхнул. Коротнуло! И все погасло. Чернота пришла! Тьма египетская!
А Митрич, похоже, поэт! То у него органы слуха скрываются в
сумерках, то электричество шалит, устраивает в банке «тьму египетскую». Мне
нравится рассказ об уборщице, которая, старательно протирая кадку, повредила
проводку. Фикусы, знаете ли, всегда подключены к розеткам.
Митрич опять рыгнул и начал валиться на стол.
– Адрес Николая Сергеевича скажи! – заорала я.
Алкоголик завис в Г-образной позе:
– Улица Волкова, дом сто восемь, квартира семь, вход со
двора, теща – сука.
Голова Митрича с треском опустилась на клеенку, глаза
сомкнулись, раздался храп.
– Все, – констатировала Олеся, – теперь хоть
топором бей, он не очнется. Интересно человек устроен. Может, мы с другой
планеты, оттого и странные.
Я протянула ей деньги. Очень надеюсь, что мои предки и
родичи Митрича прилетели на Землю из разных галактик. Не хочется даже думать,
что у нас с пьянчугой есть некое генетическое сходство. Хотя у алконавта
завидное здоровье, годы потребления «огненной воды» не повредили его мозг. Ну и
где справедливость? Я почти не прикасаюсь к рюмке, стараюсь питаться здоровой
едой, веду правильный образ жизни… и регулярно падаю в кровать с мигренью. А
Митричу все трын-трава. На моих глазах он сначала дверью по башке получил,
затем эмалированным ковшиком, потом тяжеленной сковородкой – и хоть бы хны! Ни
разу на головную боль не пожаловался. И какая память! Уходя в астрал, без
запинки назвал координаты Николая Сергеевича, а мне, чтобы вспомнить почтовый
адрес Оксаны, с которой дружу всю жизнь, приходится лезть в телефонную книжку!
Глава 8
Проезд к дому второго охранника заслонил автобус, нагло
вставший прямо посередине узкой заасфальтированной дороги. От выражения
возмущения меня остановила табличка со словом «Ритуальный» на ветровом стекле.
Пришлось бросать «Мини-купер» у магазина и пробираться сквозь толпу соседей,
которая собралась у входа в подъезд. Из него выбежал мужчина, одетый в слишком
узкий черный костюм.
– Люди, осторожно, лестница! – нервно восклицал
он. – Умоляю, лестница! Помните про ступени!
Мне стало почти до слез жаль вдовца, тяжело потерять любимую
жену, тут недолго и умом тронуться, гроб уже в автобусе, а несчастный ни к селу
ни к городу вспоминает про лестницу.
Тетки вокруг меня стали перешептываться.
– Ох, бедолага!
– Страшно Юрке, вот он и нудит!
– Юра, – позвали из автобуса, – залазь!
– Ступеньки, – всхлипнул мужчина, – я не
переживу, если они споткнутся! Умру в секунду!
– Хватит горлопанить, – оборвал вдовца прокуренный
бас, – не боись! Нету здесь лестниц.
– А в крематории? – напрягся несчастный муж. –
Там полно! Обложите гроб поролоном! Пусть на тележке везут! Нести не надо. Не
встряхните домовину! Умоляю!
Из автобуса выскочили два парня, бесцеремонно подняли
мужичонку и забросили в салон.
– Вот грубияны, – не сдержалась я.
– Иначе Юрка не сядет, – пояснила одна из соседок.
