– Не перебивай, – приказала я. – У налетчиков
были автоматы, но при входе в банк стоит рамка, миновать ее нет ни малейшей
возможности. Если попытаться пройти сквозь нее с оружием, моментально прозвучит
сигнал. Дальнейшее развитие событий зависит от действий секьюрити. Если датчик
среагировал на тихую старушку размером с кролика, то охранник попросит ее
открыть сумочку и, вероятнее всего, обнаружит железный совочек, засунутый туда
внуком. Или пенсионерка расскажет о титановом тазобедренном суставе, который ей
вшили после перелома… В любом случае божий одуванчик не представляет опасности,
хотя, конечно, бывают разные варианты. Но вот парень, облаченный в черный
костюм, шапку-шлем с прорезями для рта, глаз и носа, сжимающий в руке автомат,
явно притопал в банк не для того, чтобы оплатить счет от ветеринарной клиники
за лечение своего хомячка. Ладно, ты не заметил оружия, решил, что «люди в
черном» просто модники в эксклюзивной одежде от экстравагантного модельера, но
почему не пищала рамка? Я бы непременно услышала звук, он весьма пронзительный.
Митрич сосредоточенно слушал меня, но никак не реагировал, я
продолжала:
– Банк оборудован системой сигнализации, ответственные
сотрудники имеют тревожные кнопки, думаю, они двух видов: стационарные и на
брелке. Неужели у охранников нет подобных приспособлений?
Алкоголик покрутил шеей.
– Есть спецпедаль, она спрятана под тумбой, около
которой старший по смене стоит.
– Так почему ее не нажали? – не успокаивалась
я. – Отчего не было рева сирены?
– Фиг его знает, – пробормотал Митрич.
Я поерзала на неудобной табуретке.
– Могу подсказать ответ на этот вопрос. Рамку
отключили, и сделал это Митрич, который сейчас пытается изобразить, что ничего
не слышал о преступлении.
– Чегой-то я? – отпрянул алкоголик.
– А кто? – пожала я плечами. – Ни кассиры, ни
тем более посетители не имели возможности обесточить рамку. Вас у входа было
двое: Николай Сергеевич, ветеран труда, положительный человек, ранее охранявший
самые секретные отделы банка, и ты, Митрич. Тебя недавно приняли на службу из
чистой жалости. И тебе постоянно нужны деньги на выпивку. И кто из вас
польстился на вознаграждение от грабителей?
– Митрич не вор! – выкрикнула Олеся. –
Поставь около него ящик водки, без спросу не возьмет!
Я по достоинству оценила ее выступление.
– Сильный аргумент, но иногда люди отступают от своих
принципов.
Олеся стиснула кулаки.
– Валите все на нищих!
Митрич стукнул кулаком по столу.
– Не пыхти! Сам разберусь! Не было никакого разбоя! А
может, и был! Не знаю!
Мне стало смешно.
– Митрич! Тебе же не десять лет! Расскажи, кто тебе
предложил…
Хозяин схватил стеклянный кувшин, наполненный жидкостью
красного цвета, со стоном выхлебал его содержимое и вдруг совсем по-детски
сказал:
– Чес слово, не помню! Повело меня от чая на сторону,
наверное, тама слишком много кукулеки было!
Олеся тяжело вздохнула и вновь потянулась к сковородке, но я
успела схватить ее за рукав:
– Погоди, Митрич вполне адекватен. Если я правильно
поняла, некто угостил его чайком с загадочной кукулекой.
– Николай Сергеевич поделился, – кивнул бывший
охранник, – у него баба заботливая, дает с собой бутеры вкусные и термос.
Еще у Николая фляжка есть, он ее на пост берет, если засыпать начинает,
хлебанет и очухивается, чай тама с травой кукулекой.
– Может, с элеутерококком? – предположила я.
– Во! – обрадовался Митрич. – Точняк! Николай
жалуется на пониженное давление, у всех оно вверх скачет, а у него
обваливается, вот ему жена и делает микстуру. Николаша не жадный, он меня
частенько угощает. Вштыривает знатно, потом всю смену стоишь огурцом.
– И вчера он с вами этим питьем тоже поделился, –
без тени сомнения сказала я.
– Наплескал, – согласился Митрич, – но мне не
понравилось. Какой-то горьковатый отвар оказался, обычно кисленький, на заварку
с лимоном смахивает. Николай сказал, его баба кукулеки переложила.
– Ой, дурак, – ожила Олеся, – раз от чая
отворачивало, даже пробовать не надо было. Лизнул чуток, покоробило тебя –
вылей, организм подлянку чует.
– В принципе я с тобой согласна, – поддержала я
хозяйку.
– Николая обижать не хотел, он от чистого сердца
предложил, – заявил Митрич.
Я решила не обсуждать больше эту сложную этическую проблему.
– Хорошо, угостились, что дальше?
Митрич громко рыгнул.
– Сначала ничего, потом плохо видеть стал, вроде свет
притушили. Я у Николая спросил: «Кто люстру вырубил?» А он не ответил, рот,
правда, разевал, а слов не слышно.
– Понятно, – вздохнула я, – могу
предположить, что после этого вы отключились.
– Земля закачалась, ваще ничего не помню, –
признался Митрич, – потом вдруг увидел Михаила Федоровича. Как я в комнате
отдыха охраны очутился – не знаю. Открываю глаза – управляющий стоит и злым
голосом требует: «Эй, очнись!» Короче, выперли меня вон. Он сказал, что я
пьяным на работу вышел, упал у дверей, создал опасную ситуацию для клиентов и
сотрудников, наплевал на их безопасность, всунули мне конверт в зубы и под зад
ногой.
– А что было в конверте? – проявила я любопытство.
– Деньги, – пожал плечами Митрич, – зарплата.
– Странно, по идее, банк мог вам не платить, –
удивилась я, – наоборот, еще бы и оштрафовали за безобразное поведение.
Пожалуйста, попытайтесь вспомнить, в котором часу Николай с вами чайком
поделился.
– Мы у двери стояли, – уточнил пьянчуга.
– Когда в банке началась заваруха, сколько времени на
часах было? – изменила я вопрос.
– Я на них не гляжу, – засопел алкоголик, –
далеко висят, а своих нет, и бандитов не припомню, клиенты не буянили.
– Можете описать посетителей? – не отставала я.
Митрич подергал себя за ухо.
– Баба с ребенком, девчонка все время капризничала. Еще
бухгалтер!
Я сделала охотничью стойку.
– Вы знаете женщину?
– Нет, – зевнул собеседник.
