Пиппин долго лежал молча. Мысль о шаре не давала ему покоя.
Он словно чувствовал в руках его тяжесть, видел в глубине таинственный красный
огонь и тщетно пытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. Наконец, не в
силах больше бороться с собой, он тихонько встал и огляделся. Было холодно.
Ярко светила луна, тени были черными как уголь. Кругом все спали; дозорных не было
видно: либо они ушли на ту сторону холма, либо затаились среди кустов. Пиппин
осторожно подошел к спящему Гэндальфу и пригляделся. Маг лежал спокойно, но
Пиппин уловил блеск его глаз из-под неплотно сомкнутых ресниц и поспешно
отступил. Гэндальф не шевелился, и хоббит медленно, словно против воли, снова
подкрался к нему. Маг лежал на боку, укрывшись плащом, и одной рукой обнимал
что-то круглое, завернутое в черную ткань. Другая рука, казалось, только что
соскользнула с этого свертка.
Чуть дыша, Пиппин подкрался еще ближе, потом, став на
колени, протянул руку, дотронулся до свертка и поднял его. Сверток оказался не
таким тяжелым, как он ожидал. «Наверное, это что-то другое», - подумал он со
странным чувством облегчения, но обратно сверток не положил. Оглядевшись, он
заметил поблизости круглый булыжник, с трудом дотянулся до него и поднял.
Быстро и осторожно он стянул со свертка темную ткань,
завернул в нее булыжник и положил подле спящего. Теперь наконец он мог
взглянуть на свою добычу. Вот он, этот шар, тусклый и гладкий, лежал у него на
коленях. Пиппин торопливо завернул его в плащ и уже хотел вернуться к своему
месту, но тут Гэндальф зашевелился во сне, пробормотал что-то, нащупал камень
рядом с собой и, вздохнув, успокоился снова.
– Ох, и дурак же ты, Пиппин, - шепотом обругал себя хоббит.
- Тебе что, неприятностей мало? Положи шар обратно! - ноги у него тряслись, и
он чувствовал, что не посмеет больше приблизиться к спящему. - Не смогу я
положить это обратно и не разбудить его. И что плохого, если я загляну в шар?
Только не здесь, - он отполз в сторону и присел на кочку.
Положив шар на колени, хоббит склонился над ним, как ребенок
над унесенным в свой уголок лакомством. Потом осторожно приоткрыл полу плаща и
взглянул. Сначала шар был черным как смоль, только блики лунного света
скользили по его поверхности. Потом внутри что-то засветилось и стало
двигаться. Пиппин уже не мог оторваться. Вскоре вся внутренность шара запылала,
в нем перемещались какие-то огни. Потом они разом погасли. Пиппин отчаянно
пытался отвести взгляд, но вдруг ахнул и начал клониться все ниже и ниже и,
наконец, оцепенел. Губы у него беззвучно шевелились. Так прошло несколько
минут. Неожиданно хоббит пронзительно вскрикнул и замертво упал на землю. На
крик выбежали часовые, спящие проснулись, и всю стоянку охватило смятение.
– Так вот кто оказался вором! - воскликнул Гэндальф,
поспешно закрывая шар плащом. - Это плохо!
Пиппин лежал навзничь, оцепенев, глядя в небо невидящими
глазами.
– Хотел бы я знать, какая беда с ним приключилась и только
ли с ним?
Гэндальф был встревожен не на шутку. Он взял руку Пиппина,
прислушался к его дыханию, потом приложил ладонь ко лбу. Хоббит затрепетал и
закрыл глаза. Потом всхлипнул и сел, заслоняясь от чего-то руками.
– Это не для тебя, Саруман! - закричал он странным голосом,
сдавленным и пронзительным, и рванулся прочь от склонившегося над ним
Гэндальфа. - Я пошлю за ним сейчас же. Ты понял? Скажи только это! - он
забился, пытаясь вскочить, но Гэндальф крепко и осторожно держал его.
– Перегрин! - властно и мягко позвал он. - Вернись,
Перегрин!
Хоббит обмяк и, падая, вцепился в руку мага. Потом открыл
глаза. Взгляд у него был измученный и жалкий.
– Гэндальф! - вскрикнул он. - Гэндальф, прости меня!
– Простить? - переспросил маг. - Скажи-ка сначала, что ты
наделал?
– Я… я взял шар… и смотрел в него, - жалобно залепетал
Пиппин, - там было так страшно! Я хотел уйти, но не мог. А потом пришел Он, и
Он спрашивал, и смотрел на меня, и… я больше ничего не помню…
– Этого мало, - сурово произнес Гэндальф. - Что ты видел,
что ты сказал Ему?
Пиппин закрыл глаза и не отвечал. Все смотрели на него,
только Мерри отвернулся. Лицо Гэндальфа заострилось, стало суровым и властным.
– Говори! - потребовал он.
Пиппин заговорил снова, тихим, дрожащим голосом, но
постепенно его речь делалась все яснее и тверже.
– Сначала я видел темное небо и высокие башни, звезды… они
были далеко. Потом звезды начали исчезать и появляться, их заслоняло что-то
большое, крылатое. Мне показалось, что вокруг башни вьются летучие мыши.
Кажется, их было девять. Одна полетела прямо ко мне. Это был ужасный… нет! Я не
могу сказать! Я боялся, что оно вылетит, и хотел все бросить, но оно закрыло
весь шар, а потом вдруг исчезло, и появился Он. Он не говорил со мною, только
смотрел, а я понимал все. Он спрашивал: «Почему ты не сообщал о себе так
долго?» Я промолчал, и тогда Он опять спросил: «Кто ты?» Я опять не ответил, но
мне стало очень больно, а Он все спрашивал, и тогда я ответил: «Я - хоббит».
Тут он словно увидел меня и засмеялся. О-о! Это был такой страшный смех, словно
тебя режут на части. Я хотел вырваться. Но Он сказал: «Погоди. Мы с тобою скоро
увидимся. Передай Саруману, что этот орешек не по нему. Я сейчас же пошлю за
тобой. Ты понял? Скажи только это!» - он так и впился в меня взглядом. Я
чувствовал, что разваливаюсь на части… Нет, нет! Я не скажу больше ничего!
Ничего больше не помню!
– Посмотри на меня! - приказал Гэндальф.
Пиппин взглянул ему прямо в глаза. Некоторое время Гэндальф
молча пронизывал его взглядом. Потом лицо мага смягчилось, и в глазах появилась
тень улыбки. Он ласково потрепал Пиппина по голове.
– Хорошо! С тобой все в порядке. Ты не врешь, а это главное.
Он, к счастью, недолго говорил с тобой. Ты дурачок, Перегрин. Будь ты поумнее,
все могло бы кончиться куда хуже. Запомни теперь: твоя жизнь и жизнь твоих
друзей спасена только благодаря счастливому случаю. Второй раз так не
получится. Если бы Он допрашивал тебя подольше, ты выложил бы ему все, что
знаешь, на погибель всем нам. Он поторопился. Он решил, что ты в руках
Сарумана, и собрался, не торопясь, побеседовать с тобою в Черной Крепости.
Нечего вздрагивать! Коли ты ввязался в дела мудрых, привыкай. Ну, хватит. Я
прощаю тебя. Успокойся! Все обошлось не так уж плохо. Могло бы быть хуже.
Он осторожно поднял Пиппина и отнес его на ложе. Мерри
подошел и сел рядом. Гэндальф постоял над ними, улыбаясь, но когда заговорил,
голос у него был серьезным.
– Если у тебя опять станут чесаться руки, ты уж скажи мне
сразу. От этого можно вылечить. Только никогда больше не суй мне булыжники под
бок. Ну, отдыхайте теперь, если сможете.
