Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только
ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением,
приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, — этот идеал,
долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе
вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к
нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески
неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в
беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает
его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми
преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то
разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому
назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий
человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии
ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом
славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений,
с своею искренностью лжи, — он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому,
почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие
плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий
целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет
бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит
бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции,
прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще
более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того
чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все
люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности
делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности
делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него
заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность
посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым,
сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он
имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в
Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого
намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без
сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и
случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии,
которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря
на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его
власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который
кажется всем чем-то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению,
силы запада несколько раз в 1805-м, 6-м, 7-м, 9-м году стремятся на восток,
крепчая и нарастая. В 1811-м году группа людей, сложившаяся во Франции,
сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с
увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека,
стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени,
предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными
лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить
наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного
идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король
прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император
Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь
кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению
великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения
своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей
ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет
злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в
устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник,
который могут придумать для него германцы, — это празднование Иены и Ауерштета.
Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все
совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к
его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели —
Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда-нибудь были
уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но
вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели
его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное
количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры,
зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие
примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все
случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с
замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же
попытки движения с востока на запад в 1805–1807 — 1809 годах предшествуют
большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же
приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та
же быстрота по мере приближения к цели.
Париж — крайняя цель достигнута. Наполеоновское
правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все
действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая
случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих
бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он
бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет
тому назад и год после, — разбойником вне закона. Но по какой-то странной
случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого
десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в
два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и
миллионами, которые платят ему за что-то.
Глава 4
Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны
большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым
носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
