Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит]
поражал своим необыкновенным сходством с сестрою-красавицей и еще более тем,
что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были
те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною,
молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у
брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало
самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот — все
сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги
всегда принимали неестественное положение.
— Ce n`est pas une histoire de revenants? [Это
не история о привидениях?] — сказал он, усевшись подле княгини и торопливо
пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог
начать говорить.
— Mais non, mon cher, [Вовсе нет, ] — пожимая
плечами, сказал удивленный рассказчик.
— C`est que je deteste les histoires de
revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях, ] — сказал
он таким тоном, что видно было, — он сказал эти слова, а потом уже понял, что
они значили.
Из-за самоуверенности, с которой он говорил,
никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в
темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра
испуганной нимфы, ] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том
ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания
с m-lle George, [мадмуазель Жорж, ] и что там он встретился с Бонапарте,
пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с
герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и
находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте
впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в
том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в
волнении.
— Charmant, [Очаровательно, ] — сказала Анна
Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
— Charmant, — прошептала маленькая княгиня,
втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа
мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и,
благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все
поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что-то
слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному
месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом
равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого
человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и
естественно слушали и говорили, и это-то не понравилось Анне Павловне.
— Средство — Европейское равновесие и droit
des gens [международное право], — говорил аббат. — Стоит одному могущественному
государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во
главе союза, имеющего целью равновесие Европы, — и она спасет мир!
— Как же вы найдете такое равновесие? — начал
было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера,
спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг
изменилось и приняло оскорбительно притворно-сладкое выражение, которое,
видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
— Я так очарован прелестями ума и образования
общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не
успел еще подумать о климате, — сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна
для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.
Глава 4
В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое
лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь
Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с
определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого,
скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую
противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в
гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и
слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его
хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его
красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь,
оглядел всё общество.
— Vous vous enrolez pour la guerre, mon
prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] — сказала Анна Павловна.
— Le general Koutouzoff, — сказал Болконский,
ударяя на последнем слоге zoff, как француз, — a bien voulu de moi pour
aide-de-camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты. ]
— Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
— Она поедет в деревню.
— Как вам не грех лишать нас вашей прелестной
жены?
— Andre, [Андрей, ] — сказала его жена,
обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, —
какую историю нам рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со
времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных,
дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не
оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его
за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно-доброй и
приятной улыбкой.
— Вот как!.. И ты в большом свете! — сказал он
Пьеру.
— Я знал, что вы будете, — отвечал Пьер. — Я
приеду к вам ужинать, — прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который
продолжал свой рассказ. — Можно?
— Нет, нельзя, — сказал князь Андрей смеясь,
пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что-то хотел сказать еще, но в это время
поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им
дорогу.
