Для визита к сестре время было слишком позднее, потому я речным путем возвратился к устью и, достигнув почерневших развалин дома, улегся там. Никто туда более не приходил и, полагаю, никогда не придет. В округе считается, что это средоточие тьмы.
Несколько дней я предавался отдыху и безмолвным размышлениям. Порой я сидел, уставившись глазами в землю; в такие моменты мне хотелось сделаться камнем, лишь бы не быть тем, что я есть. Разве не лучше умереть, чем жить никем не любимым? Я мечтал о том, чтобы исчезнуть с лица земли. Дано ли кому умереть дважды? С этою мыслью я встречал бури, не смея надеяться, что они разорвут меня. Солнце меня оживляло. Я томился, я молил о полном забвении, но отчаяние мое было сильнее молитв. Умереть я не могу. Я должен терпеть. Такова моя участь. Я — то, что я есть. Я более не Джек Кит — мне суждено быть чем-то другим, глубже, мрачнее, чем кто бы то ни было.
Прошло несколько дней и ночей, и я решился навестить сестру. Как-то вечером я, вновь плотно закутавшись из предосторожности, доплыл от устья до Бермондси и оказался в Брокен-док. Оставаться незамеченным я мог лишь путешествуя по ночам, когда темный предмет в реке не вызывает решительно никакого интереса. Пока я поднимался по лестнице, с меня текла вода. Я достал из кармана плаща шляпу — вашу шляпу — и надел ее на голову. Затем я еще раз обернул платком лицо. Негодяй сообщил мне расположение дома: то было разваливающееся здание, что стояло рядом с деревянным доком, охваченное, подобно ему, общим духом запустения. В одной или двух комнатах виднелись полоски света, окна затянуты были какими-то обрывками белья или тряпицами. Я не сводил глаз с окна на третьем этаже, где поблескивало неровное освещение, будто от масляной лампы, помещенной в дальний угол. Та комната была местом моей смерти. Заметивши фигуру сестры, я наблюдал за тем, как она шагает взад-вперед по комнате; казалось, она не находит себе места, словно обеспокоенная моим присутствием. Когда она подошла к окну и выглянула наружу, я переместился в тень. В полусвете я видел ее лишь неясно, однако она показалась мне прекраснейшим существом на свете. В осанке ее было нечто неуловимо знакомое — я словно бы припомнил, как она склонялась надо мною во время моей последней болезни. Подлинных воспоминаний о том времени у меня нет, но кажется, будто они есть. Несколько мгновений она, по-видимому, предавалась мыслям, потом отошла, и свет погас.
Я шагнул через порог и вошел в слабо освещенный коридор, походивший на призрак чего-то лишь отчасти сохранившегося в памяти. Правда ли, что мертвым земной мир кажется призрачным, населенным привидениями? На третьей площадке лестницы были две двери, и я, подчиняясь инстинкту, повернул ко второй. Материальное тело мое словно обладало некоей памятью о прошлом, запрятанной в его глубине. Перед дверью я замешкался — как мне предстать перед сестрою, не напугавши ее до безумия? Я искренне желал говорить с нею, хоть и понимал, что она вряд ли способна встретить появление мертвого брата с хладнокровием. Приложив ухо к двери, я услыхал шевеление. Внезапный порыв заставил меня постучаться и прошептать:
«Энни!»
«Кто там?»
«Энни!»
«Этот голос мне знаком. Кто вы?»
Тут мой страх перед тем, что она может напугаться, возвратился, и я поспешил вниз по лестнице на улицу. Я успел спрятаться, прежде чем окно растворилось и она высунулась наружу.
«Энни!» — позвал я снова.
Она закрыла окно. Затем, спустя пару мгновений, она вышла на улицу — в платке, но без шляпки; длинные волосы ее рассыпались по плечам — казалось, она была в состоянии своего рода возбуждения или расстройства. Меня она по-прежнему не видела, ибо я тут же отступил под крыльцо, спрятавшись таким образом из виду. Выглянув из своего наблюдательного поста, я увидел, как она, оглядываясь по сторонам, спешит к реке. Я последовал за нею, держась на расстоянии, но желания говорить с нею более сдерживать не мог и потому медленно приблизился к ней.
«Энни, не бойся. Тебе ничто не угрожает. Нет — не оборачивайся».
«Этот голос…»
«Ты знаешь, кто я?»
«Будь это сон, я сказала бы, что знаю».
«Это не сон. Ты помнишь своего брата?»
«О, господи! Что это? — Она обернулась и, увидавши меня, вскричала: — Господи! С того света!»
Обезумев от страха, она кинулась к берегу реки и, не остановившись ни на секунду, бросилась в воду. Секунду я, пораженный ее реакцией, стоял в полнейшем ужасе, не в силах ничего поделать. Затем я прыгнул в воду и поплыл к ней. В этом месте Темза глубока; ее успело слегка отнести течением отлива. Мгновение спустя я оказался рядом с нею и приподнял ее из воды, однако она не подала признаков жизни. Добравшись с нею до берега, я положил ее на камни. Жизни в ней не было. Она умерла — то ли от панического страха, то ли утонув; причины я не знал. Знал я лишь одно: я в ответе за ее смерть. Я, разыскивавший ее, желая стать ее спутником или другом, сделался ее убийцей. Охваченный несказанным горем, я завыл на берегу, упавши ниц на ее тело. Но тут я услышал звуки торопливых шагов и крики. Не потерявши инстинкта самосохранения даже в этих крайних обстоятельствах, я нырнул в воду.
Полагая, что остался незамеченным под покровом тьмы, я направился обратно к устью.
Мне доводилось где-то читать о том, что страдание по природе своей напоминает бесконечность: оно постоянно, непроницаемо и темно. Таков и мой опыт. Я был существом до того отвратительным, что моя собственная сестра лишила себя жизни в попытке избавиться от меня. Я надеялся, что она, простивши мне внешний мой облик, начнет ценить меня за те превосходные качества, что я способен был раскрыть. То была необоснованная надежда. Она бросилась бежать от меня, крича от ужаса. Плакать я не умею. Способны ли вы это объяснить? У меня нет слез. Предполагаю, что погубило меня тепло, которым сопровождалось мое рождение. Однако, хоть слез мне было и не пролить, оплакивать я все-таки был способен. Я проклял тот день, когда снова обрел жизнь, проклял вас с горечью, которой не выразить. И все же я выразил ее — по-другому. Я разыскал вас. Нашел ваш дом. Поначалу я представлялся себе вашим палачом, однако меж нами существует связь, разорвать которую человеку не под силу. Я остановил свою руку. Взамен я принялся выслеживать тех, кто вам дороже всего, и выбрал ту, что, подобно моей сестре, была молода и ни в чем не повинна. Остальное вам известно.
Глава 15
Окончивши говорить, он вновь оборотился к Темзе. Я видел, что он находится во власти сильного чувства, и готов был едва ли не пожалеть его за его несчастья. Он обречен скитаться по земле в поисках того, чего не может дать ему мир: любовь, дружба, сострадание — во всем этом ему отказано. Если правда то, что он не может умереть, что ужасающее существование его будет длиться вечно, то ему предстоит без конца томиться в пустыне.
— Что я, по-вашему, должен сделать? — спросил я его.
— Сделать? Создавши жизнь, вы должны нести ответственность за нее. Вы и есть в ответе!
— Я не стану более создавать жизни. Клянусь вам в этом.
