Наконец я нашел здание, целиком подходившее для моих целей. То была старая гончарная мануфактура в Лаймхаусе, в ней имелся собственный двор, вернее — причал, выходивший на реку. Дома вокруг были разнообразного вида складами и, как мне представлялось, по ночам стояли совершенно пустыми. Справившись в тавернах по соседству, я выяснил, что работники покинули фабрику несколькими месяцами ранее, после того как хозяина объявили банкротом. Дальнейшие расспросы привели меня к коммерческому агенту на Болтик-стрит, у которого имелся в отношении этого здания «интерес». Вскорости я обнаружил, что это был тот самый разорившийся хозяин, и купить его заброшенное предприятие за сумму, которую я счел относительно скромной, оказалось делом довольно простым. Так я стал земельным собственником в Лаймхаусе.
Я написал к Дэниелу Уэстбруку пару дней спустя после своего прибытия, сообщив о своем намерении остаться в Лондоне и осведомившись, нет ли новостей от его сестры. Несколько дней от него не было никаких известий, но однажды вечером, возвратившись на Джермин-стрит после осмотра своего нового помещения, я застал его оживленно беседующим с Фредом у входа в дом.
— Милый мой Дэниел, — сказал я, — входите же скорее.
— Этот паренек лает на меня, словно Цербер.
— Он говорит, сэр, что вы знакомы.
— Конечно знакомы, Фред.
— У него визитной карточки нету, сэр.
— Карточка ему не надобна. Мистер Уэстбрук — старый приятель. Теперь ты знаешь его в лицо, так что оказывай ему любезный прием.
— Слыхал, старина? — обратился к нему Уэстбрук.
— Я, мистер Уэстбрук, больше лаю, чем кусаюсь.
Выражение лица у Фреда было неисправимо дурашливое — до того, что оба мы расхохотались.
— Что ж, они обвенчались — это несомненно, — сказал мне Дэниел, как только мы устроились у меня. — Гарриет писала ко мне из Эдинбурга. Теперь она — миссис Шелли.
— Вы не рады?
— Я предпочел бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах. Однако я рад за нее. Теперь перспективы в жизни у нее неизмеримо лучшие. Даже отец понимает, что все сложилось удачно.
— Обсуждала ли она с вами свои планы?
— Они переезжают в Камберлэнд на месяц-другой. Полагаю, мистера Шелли интересуют поэты Озерной школы. Вам они известны?
— Я их читал.
— По словам Гарриет, с одним из них он успел снестись, и ему предложили внаем коттедж у озера. Какого именно, она не помнит.
— Прекрасные новости.
— Надеюсь, что так и есть. Они звали меня к себе погостить.
— Превосходно. Рассказывала ли Гарриет что-либо о Биши?
— Он все время проводит за чтением книг из подписной библиотеки и за сочинением писем к своему отцу.
Я подозревал, что ни та, ни другая деятельность больших плодов не принесут, но ничего не сказал. Мне не хотелось разрушать счастливые ожидания, которые Дэниел питал относительно этого брака, хотя причин для оптимизма было, на мой взгляд, немного. Данный мезальянс — а мне он представлялся именно таковым — ничего хорошего не обещал. Мы заговорили о других вещах. Он рассказал мне о новостях Лиги народных реформ и о давешнем собрании на Кларкенуэлл-грин, когда вызваны были войска. Им приказали подавлять любые возмущения спокойствия, однако собрание прошло вполне мирно. По словам Дэниела, войскам и самим чрезвычайно не хотелось вмешиваться.
— Они тоже трудящиеся, — сказал он. — Они не станут проливать нашей крови.
Я был, естественно, рад и успокоился за него, но собственный мой энтузиазм в отношении дела остыл. Я настолько твердо настроился на свои опыты, что не чувствовал склонности к другим занятиям. Чему под силу остановить твердое сердце и решительную волю человека? Я был неумолим, как судьба.
Приобретя гончарную мануфактуру в Лаймхаусе, я взялся за следующую задачу: оснастить ее всеми приборами и аппаратами, какие понадобятся мне, чтобы создавать и накапливать электричество. Я справлялся во множестве различных мастерских, пока однажды не оказался в лаборатории мистера Фрэнсиса Хеймэна, инженера-градостроителя, состоявшего на службе в компании «Конвекс Лайте», где он занимался испытанием новых способов освещения. Контора его была в Бермондси, рядом со шляпною мастерской, недалеко от самого Лаймхауса, напротив через реку. Узнав о свойстве моего дела, он с радостью показал мне свою, как он ее называл, мастерскую, где имелось множество разнообразных механизмов, катушек и лейденских банок, тотчас же возбудивших мой интерес.
— Чего вам уже удалось достигнуть? — спросил он меня.
Я рассказал ему, что стремлюсь вернуть к жизни ткани организма с помощью электричества.
— Я начал экспериментировать с небольшими разрядами, — пояснил я.
— То обстоятельство, что электрический поток может быть субстанцией исцеляющей, не вызывает сомнений. Отчего же не применять его для пробуждения спящих органов? Не приходилось ли вам читать в дневниках Уэсли о том, что он избавился от хромоты с помощью электричества, которое пропускал через себя ежедневно утром и вечером?
— Об этом я не знал, — ответил я. — Но меня это нимало не удивляет.
— Однако замечали ли вы разницу между двумя видами электричества? — Он был человек высокий, ссутуленный, виной чему, несомненно, были низкие английские притолоки.
— Мне известны те, что Франклин назвал стекольным и смоляным…
— Видите ли, мистер Франкенштейн, я предпочитаю свою собственную терминологию. Существует электричество, вызываемое трением, электричество магнетическое и тепловое. Происхождение их очевидно.
— Разумеется.
— Любопытно, однако ж, вот что. Я того мнения, что электрический поток можно создать еще и химическим способом. Этот вид электричества я назвал гальваническим. Это, сэр, великая природная сила.
— Вам удалось создать его здесь?
— Да. Теперь же задача моя — сделать так, чтобы все эти различные потоки объединились. Взгляните на устройства. — Он подвел меня к небольшой деревянной скамье, где располагались четыре вытянутые стеклянные трубки, внутри которых проходила проволока.
— Это, мистер Хеймэн, напоминает электрический баланс Кулона.
— Вам о нем известно? Вы осведомлены лучше, нежели я предполагал. — Манера говорить у него была отчетливой, едва ли не резкой. — Кроме этого, я экспериментировал с электрическим угрем.
— Виноват, с чем?
— С рыбой под названием угорь. А также с некоторыми электрическими скатами. Поразительно, как плоская рыба источает электричество.
— Не столь уж это удивительно, — сказал я. — В ходе работы я исследовал один такой образчик. Под плавниками у этой рыбы находятся столбики дисков, крепко соединенных, которые, по всей видимости, играют роль природной батареи. Они являются электрическими органами.
