Теперь спокойная жизнь закончилась. Сколь веревочке не виться. Дураку ясно - рано или поздно веревочку эту вытянут до конца. Доберутся «компетентные органы» до него, продавца сраного! И предстанет он в глазах Лены. В голове не укладывается!
Олег поймал себя на мысли, что собственная судьба его занимает кратно меньше, чем предстоящий позор перед Леной. В том, что рано или поздно это произойдет, уже не сомневался. Закон бутерброда, имеющего подлую тенденцию падать маслом вниз.
Мысли снова перескакнули на Влада. Вот, тварь! После сделки со «стволом» они больше не встречались, с апреля в тесной Чите нигде не столкнулись.
Олег расправил на колене измятый газетный лист, еще раз перечитал заметку про выплывший «кольт», уперся глазами в подпись под заметкой. Фамилия автора ему ничего не говорила. Да и что может знать этот писака, даже если он и из местных. Вот же, сам пишет: «преступники неизвестны». Преступники.
Теперь и он, Олег Мельников, в одной связке с убийцами. Так вляпаться! Это кто, Чехов, вроде, про ружье на стене писал. Вот и выстрелило «ружьишко».
Понятно, что не Влад на спуск нажимал. У того кишка тонка. Девок лапать втихушку от Татьяны и коньячок тянуть - это да, а на большее. Вряд ли. Купи-продай - вот это по Владу. У Влада обязательно есть ниточка к этим. Не может не быть!
Олег решительно поднялся с пахнущих гудроном и пылью покрышек. Наскоро оттерев руки порошком под фыркающим воздушными пробками краном, добрался до конторского телефона.
Гудки уходили в никуда. На том конце, у Ореховых, трубку никто не снимал. Что ж, подождем до вечера. Мельников уже заметно успокоился. Страха не было с самого начала, а захлебываться яростью сейчас совершенно ни к чему. Злость - плохой советчик и помощник. Как и спешка, которая тоже сейчас абсолютно лишняя. Спешка, известно, где нужна. В общем, не та ситуация. Разберемся спокойно и по порядку.
Олег разыскал Потапыча. Отпросился на день. Тот махнул рукой, не спрашивая. Дескать, дело молодое, вали! Мельников переоделся и вышел за ворота. Спустился на кишащую машинами улицу имени большого революционера Бабушкина, прошагал квартал до недавно открытой пивнушки-стоячки: пара кружек не помешала бы. Громадная аляпистая вывеска «Пивбар» выглядела над крышей инопланетным слоганом. До пивбара ейной забегаловке. Давно ли открылись, а традиционных пивных кружек уже не видать. Хануристый народец трясет поллитровыми банками мутного стекла.
Из детства вспомнилось, как на читинских улицах стояли красные с желтым автоматы «Газированная вода». Насколько нынче кажется невероятным, что в них нередко присутствовали граненые стаканы, в которые можно было набуровить шипящей воды с газом за «один коп», а на три копейки - сладкой газировки с сиропом! Были деньки. Мужики и тогда «мерзавчика» или «чекушонка» могли неподалеку раздавить, но стакан возвращали. Даже старательно давили нетвердой рукой на перевернутую кверху донышком емкость - мыли, гигиенисты!
Олег побултыхал над эмалированной, в бурых подтеках, раковиной- мойкой высвободившуюся банку 0,7 л из-под зеленого венгерского горошка, протянул продавщице. Теплая мутная жидкость заплескалась под густой шапкой пены. Сзади напирали. Мельников взял банку, расплатился, получив сдачу скользким «серебром», пристроился к липкому краю столика-стоячки в углу. Проводил взглядом выруливающий от пивной «москвич», в который только что уселся, наполнив пивом бидончик, немолодой мужик. Впереди салон малолитражки заполняла дородная матрона, без сомнений, супруга оного, а на заднем сиденье, смеясь, вертели головами две белобрысые девчонки. «Попылило семейство на дачу», - отстраненно подумалось Олегу.
И одновременно, как двумя молниями, ударило в виски: вот такого же дачника из его «кольта»!.. А с Леной у них никогда и ничего не будет. ни семьи, ни вот таких вертушек-хохотушек!.. Все-то он продал! Совесть, друзей боевых, Лену.
Не сделав и глотка, Олег отставил банку, вышел из-под навеса на улицу. То, что обычно называют внутренним голосом, сверлило изнутри, ехидно и зло: ишь, на мораль потянуло! А чем раньше думал, когда эту железку пер «на дембель», трясся над своей «драгоценностью», как Кощей, а потом высчитывал максимально возможный «навар»? Сука, короче, полная, а не бывший гвардии рядовой Мельников!
Перебежав улицу, оттянул тугую дверь железного скелета будки телефона-автомата. Машинально подумалось, что снять трубку и набрать номер можно и не заходя в будку, зияющую пустыми проемами для стекол.
Покрутил диск, долго вслушивался в протяжные гудки. Вымерли чертовы Ореховы!
Выругавшись в очередной раз, Олег поплелся к перекрестку, повернул вниз по Баргузинской к центральной улице, на остановку троллейбуса-«единички». Слева ребячий гомон - выпорхнула стайка из кондитерской.
Как в детстве, захотелось мороженого. Помедлил и толкнул оцинкованную дверь. Внутри, у прилавка, тоже ребятня гомонила. Не так много в Чите мест, где всегда можно полакомиться мороженым: гудит в углу за прилавком солидный куб из нержавейки - фризер: сверху заливается молоко или сливки с сахаром, а немного погодя из толстого крана внизу выползают узорные колбаски «мягкого» мороженого. «Тетенька» в замусоленном халате считает ребячьи копейки и выдает взамен блюдечко с лакомством, полив его напоследок яблочным сиропом или смородиновым вареньем. Не пломбир московский, но все-таки.
Олег тоже взял блюдечко, отошел к высокому столику. Мороженое быстро таяло. Как апрельский навар с «кольта». Три тысячи «сжег» чуть ли не сразу после той размолвки с Леной - купил со злости в «комиссионке» на Калинина японский двухкассетник. Старикам дома наврал, что мужики на работе скинулись, и сам, мол, добавил триста, - на день рождения подарили. Отец с матерью в комиссионных ценах на заморское диво - не копенгагены, а сеструха - как раз приезжала домой подкормиться, студентка заморенная, - в бо-ольшом сомнении покачала головой: богатенький, дескать, народец, твои таксисты!
Еще тыщу матери отдал. Тоже с красивым враньем: профсоюз, де, как бывшему «афганцу», на обзаведение хозяйством подкинул. Мать деньги в шкатулку и в секретер: это тебе на будущее, женишься - пригодятся. А остальные пять «кусков» тихо заняли место пистолета на антресолях. Затолкал в самый дальний угол под шмутье. Даже в газеты так же замотал .
Да, наделал делов! Олег невольно представил, как выглядят трупы после сорок пятого калибра. Получается, он первым приложил к этому руки. Непроизвольно опустил глаза на ладони. Черт, совсем уже!..
Отодвинул блюдечко, вышел на улицу. Мимо, к центру, по Баргузинской пролетела белая иномарка. Заморских «колес» в Чите за последний год заметно прибавилось. Из Владика и Находки, из Совгавани и Комсомольска-на-Амуре гонят. С приморскими транзитными номерами. А в Чите и далее - толкают. Сто шестьдесят - двести «кусков» за металлолом из Страны Восходящего Солнца. Хотя этот металлолом надежнее и комфортнее наших колымаг с конвейера. Потому и берут. Но кто? Такие, как Лёнчик.
Олег уже в который раз выругался вслух. Проходившая рядом пожилая женщина вздрогнула и отшатнулась от него, как от чумного. Часы показывали 17.41. Вообще-то, Влад Орехов в это время обычно кантовался дома, это его после десяти вечера хер до утра сыщешь.
