— Как, по-твоему, ее стоит оставить в живых?
У меня вырвалось разъяренное шипение — и не только у меня. Половина вампиров в нашем строю откликнулись протестующим эхом. Казалось, шипит накалившийся воздух. На противоположном конце поля такой же звук донесся из рядов свидетелей Вольтури. Эдвард, шагнув назад, предостерегающе сжал мое запястье.
Аро даже бровью не повел, Амон же стал беспокойно озираться.
— Меня позвали не для того, чтобы выносить приговоры, — попробовал увильнуть он.
Старейшина рассмеялся.
— Поделись своим мнением.
Амон вскинул подбородок.
— Я не вижу в ней опасности. А учится она еще быстрее, чем растет.
Аро задумчиво кивнул и двинулся прочь.
— Аро! — окликнул Амон.
Старейшина мигом развернулся.
— Да, друг мой?
— Я выступил свидетелем. Больше мне здесь делать нечего. Мы с супругой хотели бы удалиться.
Аро ласково улыбнулся.
— Разумеется. Был рад поболтать. Уверен, мы скоро увидимся снова.
Амон, плотно сжав губы, склонил голову в знак того, что понял плохо скрытую угрозу в словах Аро. Затем, схватив Кеби за руку, он помчался к южной кромке поля, и оба вампира скрылись за деревьями. Я догадывалась, что остановятся они не скоро.
Аро в сопровождении телохранителей скользил вдоль нашего строя в противоположную сторону, к восточному флангу. На этот раз он замедлил ход перед массивной фигурой Шивон.
— Здравствуй, дорогая моя. Ты как всегда обворожительна.
Шивон смотрела на него выжидающе.
— Что скажешь? Ты бы ответила так же, как Амон?
— Да, — подтвердила она. — С небольшим уточнением. Ренесми прекрасно осознает, что можно, а что нельзя. Она не опасна для людей, ее легко принимают за свою — куда лучше, чем нас. Так что никакой угрозы разоблачения.
— Ни единой? — враз посерьезнев, переспросил Аро.
Эдвард зарычал, глухо и утробно.
В молочно-алых глаза Кая зажегся огонек.
Рената прижалась почти вплотную к господину.
Гаррет, отпустив Кейт, шагнул вперед, не обращая внимания на ее предостерегающий жест.
— Что-то я перестаю понимать, — медленно проговорила Шивон.
Аро качнулся назад — едва заметно, однако ближе к охране. Рената, Феликс и Деметрий выросли у него за спиной молчаливыми тенями.
— Закон нарушен не был. — Аро вроде бы успокаивал, но мы сразу догадались, что сейчас последует вердикт. Я подавила рвущийся наружу негодующий рык и направила ярость на усиление щита, проверяя, все ли укрыты.
— Никакого нарушения закона, — повторил старейшина. — Однако значит ли это, что опасность миновала? Нет. — Он мягко покачал головой. — Ведь это отдельный вопрос.
Нервы, и так натянутые до предела, казалось, вот-вот лопнут. В арьергарде нашего боевого отряда, медленно распаляясь, мотала головой Мэгги.
Аро задумчиво прошелся туда-сюда — со стороны выглядело будто он плывет, не касаясь земли. Я заметила, что с каждым шагом он отходит все дальше под прикрытие своей свиты.
— Она уникальна… до крайности, до невозможности уникальна. Лишиться такого чуда, уничтожить его было бы огромной потерей. Особенно учитывая познавательные перспективы… — Он вздохнул, будто не желая продолжать. — Однако угроза существует, и мы не вправе закрывать на нее глаза.
Никто не ответил. В мертвой тишине Аро вел свой монолог, притворяясь, что рассуждает сам с собой.
— По иронии судьбы, чем больше развивается человечество, чем сильнее в нем вера в науку, пронизывающую все сферы его жизни, тем меньше для нас угроза обнаружения. Однако, пока мы наслаждаемся свободой, пользуясь отказом человека верить в сверхъестественное, он развивает технологии. Которые, между прочим, могут представлять для нас опасность, и кое для кого — смертельную.
На протяжении многих и многих тысячелетий конспирация нужна была, скорее, для нашего удобства, чем для безопасности. Однако последний век, жестокий и кровавый, породил оружие такой силы, что его стоит опасаться даже бессмертным. Поэтому наш статус созданий легендарных, вымышленных впервые за долгое время призван уберечь нас от слабых существ, на которых мы же и охотимся.
Это удивительное дитя, — Аро простер руку ладонью вниз, будто кладя ее на макушку Ренесми, хотя от нас он уже отошел метров на сорок, почти соединившись со свитой. — Если бы мы могли предсказать ее будущее и — с абсолютной точностью — утверждать, что она никогда не покинет скрывающую нас спасительную тьму… Но мы не можем утверждать! Ее собственных родителей терзает страх за будущее дочери. Мы не знаем, во что она вырастет. — Аро, умолкнув, окинул выразительным взглядом сперва наших свидетелей, затем собственных. Судя по голосу, он сам разрывался от жалости.
Не сводя глаз со своих, старейшина продолжил:
— Безопасно только то, в чем мы уверены. Только оно приемлемо. Неизвестность… чревата.
Кай расплылся в зловещей ухмылке.
— Ты убедителен, Аро, — глухо произнес Карлайл.
— Тише, друг мой! — по-прежнему ласково ответил тот. — Не будем торопиться. Рассмотрим вопрос со всех сторон.
— Хотите, подкину вам точку зрения? — ровным тоном поинтересовался Гаррет, выступая вперед.
— Да, кочевник, — подтверждая кивком, разрешил Аро.
Гаррет вскинул подбородок. Глядя в упор на сбившихся в кучу свидетелей на противоположном конце поля, он обращался непосредственно к ним.
— Как и прочие, я пришел сюда по просьбе Карлайла, чтобы выступить свидетелем. Теперь нужда в моих показаниях отпала. Мы и так видим, что это за девочка. Зато я могу засвидетельствовать кое-что другое. Вы! — Он ткнул пальцем в настороженную толпу. — Двоих из вас я знаю — Макенну, Чарльза — и вижу, что остальные тоже бродяги, такие же вольные птицы, как и я. Сами себе хозяева. Так вот, послушайте, что я вам скажу.
Эти старцы пришли сюда вовсе не за тем, чтобы вершить правосудие. Мы подозревали, что все так обернется. Наши подозрения оправдались. Суровое обвинение, которое привело их сюда, оказалось фальшивым. Будьте же свидетелями, как они изворачиваются, цепляются за соломинки, лишь бы исполнить задуманное. Будьте свидетелями, как они ищут оправдание своей подлинной цели — уничтожить вот их семьи. — Гаррет обвел жестом Карлайла и Таню.
Вольтури пришли избавиться от пугающей их конкуренции. Наверное, вы, как и я, с удивлением смотрите в золотистые глаза Калленов. Их клан трудно понять — что правда, то правда. Однако старейшины видят в этих глазах не только странный выбор. Они видят силу. Мне довелось почувствовать прочность уз в этой семье — именно семье, не клане. Эти золотоглазые отвергают собственную природу. Однако взамен они обрели нечто большее, чем удовлетворение желания. Я наблюдал за ними, пока сидел тут, — и прихожу к выводу, что такая привязанность и дружеская поддержка невозможна без миролюбия. Оно и лежит в основе их жертвы. В них нет агрессии, от которой на наших глазах гибли огромные южные кланы, раздираемые междоусобицей. Нет жажды власти. И Аро знает об этом не хуже меня.
