Признаться, ближе к вечеру я изрядно подустал от этого надоеды, но настроение было отличное – уж очень хорошо все складывалось, а главное, практически без задержек.
И плевать, что инструктор из меня получился не как в песне у Высоцкого. Ну да, не дока я во всех этих посольских выкрутасах, так ведь я и не корчу из себя великого знатока, что под конец беседы понял и Бохин, перестав задавать свои заковыристые вопросики и заверив, что все будет в порядке. Дескать, князь может на него положиться целиком и полностью, лишь бы сам после не подвел с обещанным.
Пришлось еще раз подтвердить, что слово свое княжеское я всегда держу. Если он надлежащим образом управится со своей миссией, то за мной не заржавеет и место первого думного дьяка в Посольском приказе при дворе ее величества королевы Ливонии ему гарантировано.
Единственное, в чем несколько заупрямился Бохин, так это в сроках. Уж больно ему не хотелось укладываться в установленные мною.
– Чай, послы от государя, то есть от государыни, – торопливо поправился он, – но все одно – послы, потому надлежит все творить чинно, сообразуясь с достоинством и саном…
Деваться некуда, поэтому пришлось пояснять, что уже на Крещение намечено оказать помощь королеве. А чтобы мне можно было приступить к ее оказанию, я должен быть уверен, что они уехали от короля.
По-моему, он так и не поверил мне – уж очень непривычно, да и несолидно выглядела моя торопливость в столь серьезном деле. Ну и пускай. Через три месяца узнаем, будет ли на сей раз справедлива поговорка, гласящая, что тот, кто спешит, лишь людей смешит.
Надеюсь, что нет, а там как знать.
Немного жаль было расставаться с Хворостининым. Признаться, я возлагал на него большие надежды – все-таки иметь своего человека поблизости от государя, даже если он не искушен ни в политике, ни в интригах, дорогого стоит. Я даже попытался отговорить его, пояснив, что теперь князь если и сможет появиться в ближайшую пару лет в Москве, то лишь в качестве посла королевы, а иначе никак, ведь он переходит к ней на службу. Словом, пусть еще раз как следует все обдумает и взвесит.
Однако Иван остался непреклонен в своем решении, бодро заявив, что он только того и жаждет, дабы уехать отсюда подальше и подольше не возвращаться, ибо московский люд глуп, и если ранее ему хотя бы было с кем потолковать, то ныне…
– Ах вон оно что, – протянул я. – Ну да, ну да…
Как там писал по этому поводу мой любимый Филатов?
…Кругом сплошные идиоты!..
И поболтать-то не с кем перед сном!..
Живу один… Вне жизни и прогресса…
Что остается?.. Думать да читать!..
[115]
Цитировать вслух не стал, а то, чего доброго, примет за чистую монету, и отделался понимающим кивком. Мол, раз так, тогда конечно.
К тому же сейчас ему пока и впрямь оставаться в Москве рискованно. Кто знает – вдруг ему тоже суждено погибнуть от рук цареубийц. Нет уж, пусть едет.
Теперь стрельцы. Предстояло выбрать из десяти полков четыре лучших и сделать это так, чтобы не обидеть их. Да-да, я не оговорился. Кому охота переться среди зимы черт знает куда и черт знает зачем.
Опять-таки исходя из конспирации обо всем будет сообщено только перед самым выступлением, да и то частично. То есть куда – полки будут знать, но вот зачем – тут их ждут ложные данные. Мол, надлежит усилить тамошние гарнизоны, поскольку шведы, недовольные тем, что государь решил в следующем году помочь ливонской королеве Марии Владимировне, могут покуситься на наши крепости. Вот и вся цель.
Объехав всех за пару дней – один ушел на Замоскворечье, а второй на Сретенскую слободу – и вручив головам подарки от царевича, а заодно (куда ж денешься) и попировав с ними, мне вроде бы удалось уяснить себе общую картину. Царевича по-прежнему хорошо помнили, отзываясь о нем только в самом положительном тоне. Отлично! Дмитрия за пристрастие к иноземцам недолюбливали, но в целом авторитет «красного солнышка» оставался на должной высоте – тоже неплохо.
Правда, преданность преданностью, пьянка пьянкой, но мне были важны еще и командирские навыки, так что строевой смотр необходим, притом внезапный, сразу после подъема полка по боевой тревоге. За сколько построятся, как будут выглядеть и прочее. Такую проверку с дозволения Дмитрия, который и сам пожелал принять в ней участие, я им и организовал, причем в щадящем варианте, подняв не ночью, а средь бела дня.
К сожалению, блеска не наблюдалось. Скорее уж напротив. Тройку я бы выставил разве что подчиненным Ратмана Дурова и Постника Огарева, да и то не потому, что они выглядели более-менее прилично, а просто надо же кого-то выделить из общей толпы. Да и с экипировкой у вставших в строй стрельцов не ахти. Чего стоят одни только ржавые дула стволов пищалей. Даже в полках у Дурова и Огарева такое наблюдалось примерно у каждого пятого стрельца, а в остальных еще хуже.
Вслух говорить ничего не стал – только помечал на бумаге особо «выдающиеся» типажи, но мое хмурое лицо красноречиво свидетельствовало о том, что я думаю. Зато Дмитрий не стеснялся в выражениях, постоянно приводя в пример своих иноземных алебардщиков. После того как он заикнулся о них в седьмой или восьмой по счету раз, я не выдержал и вполголоса заметил:
– Если бы ты платил стрельцам такое же жалованье, тогда можно было бы спрашивать с них наравне с твоей дворцовой стражей, а так у тебя выходит не совсем честно, государь.
Но когда вслед за мной попытался вякнуть что-то в том же духе и Ратман, я сразу оборвал его и, отведя в сторонку, тихо произнес:
– А ведь если разобраться, то Дмитрий Иоаннович прав. Вы, конечно, получаете куда меньше них – спору нет, но если поглядеть на твоих ратников, то мне сдается, не отрабатываете и этого. А не браню я вас только потому, что не хочу позорить перед подчиненными. Вот попозже, в Запасном дворце, скажу обо всем без утайки.
И сказал.
Поливать грязью, как Дмитрий, не стал, но от пары-тройки издевок не удержался. Правда, все они были адресованы не им самим, а их людям, но все равно народ ежился на своих лавках. Однако в целом тон мой был сух и деловит – расписав особо крупные недостатки, я порекомендовал, как их устранить и что для этого надлежит предпринять.
Вроде бы все всё поняли. Как будут выполнять – погляжу, когда приеду в следующий раз. Тогда-то и сделаю окончательный выбор, а на проверку времени у меня будет предостаточно – Дмитрий аж три раза напомнил о том, что мне предстоит открывать Освященный собор всея Руси, поэтому расставался я со стрелецкими головами и впрямь ненадолго.
Впрочем, в напоминаниях государя я не нуждался, ибо подготовкой к этому самому собору занялся, еще когда ожидал изготовления трельяжа для старицы Марфы. Именно тогда я нашел сразу трех спецов-строителей, привел их вместе с Багульником и Еловиком в Запасной дворец и принялся указывать, что надлежит сделать. Еловик присутствовал исключительно из-за своей уникальной памяти, чтобы потом, если понадобится, Багульнику и строителям было у кого уточнить.
