– Слышал бы ты, яко он мне тут грозился да каковскими словами на меня лаял, не стал бы заступаться, – не согласился Дмитрий. – Ишь каков! Едим чужое, носим дареное, да еще и нос воротим.
– Иногда, если это необходимо в интересах государства, приходится терпеть и не такое, – кротко ответил я.
– Да и нетути у меня в него веры. Нравом хорош, да норовом негож. Такого и черт не возьмет, и богу не надобно.
– Про бога не ведаю, а вот черту… – неопределенно протянул я и уставился на Дмитрия, чуть кривя губы в ухмылке.
Он задумался. Я терпеливо ждал его ответа. Теперь и мне самому, учитывая воинственные планы нашего государя относительно Крымского ханства, захотелось затеять войну в Прибалтике. Лучше уж конфликт с двумя соседями на западе и севере, нежели с одним, но весьма буйным, пребывающем на юге. А если добавить, что даже в случае наших первоначальных успехов добиться ничего не получится, так как защищать Казы-Гирея непременно полезет могущественная Османская империя, то дранг нах норд казался невинной детской шалостью по сравнению с теми бедами для Руси, которые я предвидел при осуществлении безумного плана покорения Крыма.
Зато стоит затеять свару на севере, как Дмитрию придется отказаться от своих намерений, поскольку при всей удачливости моего блицкрига им дело не закончится. Ни шведский Карл, ни даже польский Сигизмунд, у которого мы оттяпаем гораздо меньше, но все равно оттяпаем, ни за что не смирятся, и следует ждать их попыток вернуть себе утерянные земли, так что в этих условиях развязывать войну с крымским ханом не решится даже непобедимый кесарь.
Ну не выжил же он из ума?!
К тому же при отсутствии Густава ситуация, как это ни удивительно, менялась, пожалуй, даже в благоприятную сторону. Раз за спину шведского принца спрятаться не выйдет, следовательно, конфликт Руси со шведами и поляками неизбежен. Понятно, что без жертв с русской стороны не обойдется, но их будет на порядок меньше, чем при заварушке на юге.
Именно потому я после недолгой паузы особо оговорил, что даже в случае его отказа Густав все равно мне пригодится, ибо в его голове скопилось весьма много знаний, которые я постараюсь из него выжать.
Врал, конечно. На самом деле я был уверен, что он практически ничем мне не поможет. Просто было жаль принца.
Дмитрий подозрительно воззрился на меня, заметив, что у него создается впечатление, будто я собираю всех опальных в одну кучу, ибо в Буй-городке, насколько ему ведомо, уже проживает Семен Никитич Годунов, который пребывает не в нетях, но живет в свое удовольствие.
Словом, в этот день так ни до чего и не удалось договориться.
Признаться, я рассчитывал на два козыря, имеющихся у меня в рукаве, один из которых собирался продемонстрировать не далее как нынешним вечером, а может, и оба, а потому имелась надежда на то, что парень смягчится, поймет, что был неправ, и согласится, чтоб Ксения стала моей женой.
Учитывая, что ужин у нас не обычный, а торжественный, я попросил Чемоданова по такому случаю расстараться, а заодно посоветовал непременно привлечь Резвану. Не знаю, где уж там он добывал поваров, но блюд и впрямь было много, а участие Резваны обеспечило им необычный аромат и вкус.
Про меня и говорить нечего – во рту за предыдущие сутки ни маковой росинки. Не поел я и перед тем, как лег спать, – было не до еды, уж очень все болело. Однако снадобья и мази моей ключницы помогли, так что, проснувшись, я почувствовал себя относительно прилично, и только теперь понял, насколько голоден.
У Федора всегда был отменный аппетит, да и Ксения на отсутствие оного не жаловалась, а Басманов впервые столкнулся с кулинарным мастерством Резваны. Дмитрию, поначалу изображавшему недовольство и отсутствие аппетита, оставалось только с завистью хмуро посматривать на всех нас, но наконец и он не выдержал. Вначале государь нехотя отведал какой-то каши с черносливом, потом поросенка, зажаренного на двух дюжинах травок, после еще что-то, и тоже с изрядным количеством зелени, – в общем, и он голодным не остался.
Правда, лицо его по-прежнему оставалось мрачным, да и обстановку за столом тоже веселой не назвать. Пришлось принимать меры, и, едва расторопные слуги убрали блюда с кушаньями, я перешел к выкладыванию первого из козырей и подмигнул Дубцу. Тот понимающе кивнул и немедленно притащил гитару.
– Помнится, ты как-то посетовал, что никогда не слышал моих песен, – напомнил я царю его подколки в Константино-Еленинской башне, – да еще просил потешить тебя хоть разок. Что ж, желание государя, даже если высказано в виде просьбы, – тот же приказ, которому обязан повиноваться любой его подданный.
Дмитрий недоверчиво посмотрел на гитару, затем на меня.
– Это что, ты енти гусли с собой на Русь привез? – осведомился он.
– Позже подарили, – пояснил я, но, пока неспешно настраивал, не удержавшись, похвалился: – Изготовлена лучшим мастером во всей Италии – великим… – Но фамилия, названная Алехой, как назло, выскочила из головы, так что пришлось ляпнуть первую, которая пришла на ум: – Страдивари.
Начал я с бодрых песен Высоцкого, дабы поднять настроение государю. Но и загрустившую Ксюшу не хотелось оставлять без внимания, а потому я заявил, что хочу поведать об одном случае, который как-то приключился со мной еще в самом начале моего пребывания на Руси, и исполнил для присутствующих «Погоню» Высоцкого.
Особо выделенная мною строка: «как любил я вас, очи черные» и веселое подмигивание сыграли свою роль – царевна то ли разрумянилась от удовольствия, то ли зарделась от смущения, а скорее всего – вперемешку и то, и то.
Азарт, воинственность, бесшабашная отвага и удаль, звучавшие в словах как этой, так и последующих песен, изрядно оживили и Дмитрия. Даже после того, как очередная заканчивалась, он еще некоторое время шевелил губами и беззвучно повторял про себя наиболее понравившиеся строки.
«Кажется, пора», – решил я и стал плавно переходить к лирике.
Что же касается самой последней песни, то я объявил, что ныне все-таки был день сватовства, хотя и несколько скомканного – в связи с опозданием я даже не успел ничего сказать девушке, которую просил стать своей женой. Именно поэтому – лучше поздно, чем никогда – я хотел бы произнести пару слов, точнее, пусть это за меня сейчас сделает песня. И приступил к «Лирической» все того же Высоцкого, преимущественно глядя на Ксению, но изредка украдкой посматривая и на Дмитрия:
Государь молчал, но по окончании, не выдержав, с подозрением осведомился:
– А вот ты тута пел, мол, украду, ежели кража тебе по душе. Енто ты об чем?
– О том, что истинный влюбленный готов на все, чтобы заполучить в жены свою избранницу, – деликатно пояснил я. – Но думаю, у меня с Ксенией Борисовной до такого не дойдет, ибо брат невесты, который в отца место, согласен, а государь… – И замолчал, уставившись в ожидании на Дмитрия.
Тот, склонив голову, задумался. Что ж, мы люди терпеливые, своего непременно добьемся, и я перешел на Антонова: «Наши дни с тобой, как песни, – то печальны, то смешны…»
