– Ежели кажному, то… – Годунов призадумался, считая в уме, и недовольно спросил: – А не много ли – по полуполтине за два пуда выкладывать?
[70]
Денежки – они счет любят. Изведчик, помнится, сказывал, что с кажного пуда руды можно до десятка фунтов железа получить, а они ее ежеден в силах до шести десятков пудов в печи засыпать. Стало быть, что ж, почти по два рублевика отдавать придется, так?
– Так, – согласился я. – Только ты другое забыл – скупой платит дважды. Людям помимо твоего доброго слова желателен еще и материальный стимул.
– Чего?.. – недоуменно протянул царевич.
Я вздохнул и принялся пояснять, что это за штука, с чем ее едят и насколько она полезна для плодотворной работы, старательно раскладывая все по полочкам, а попутно указал, что для производства дополнительных пудов им вначале предстоит выполнить первоначально оговоренные нормы поставок, которые его казне обойдутся ни во что. Словом, овчинка стоит выделки. Заодно я сразу посоветовал припомнить, какие суммы он сам пару дней назад называл мне, рассказывая о ценах на железо, и которые теперь останутся в его кармане.
– А изведчику сотню пожаловал – это как? – не унимался он.
– Может, мы ему слегка и переплатили, но он того стоит, – заверил я царевича. – И потом не забывай, дорога ложка к обеду, а он был первым, кто вернулся с находками. Ничего, через полгода не просто все окупится, но вернется впятеро – это не твои траты на колокола. Вот там и правда, как в омут.
– Не с деньгами жить, а с добрыми людьми, – огрызнулся Годунов и, подумав, добавил: – Веру за деньги не купишь.
Вообще-то спорный вопрос, особенно если посмотреть на некоторых духовных лиц, но я промолчал. Ни к чему лишний раз разочаровывать человека.
С художниками тоже не возникало никаких проблем – сразу после изготовления копии Федоровской иконы Рубенс с Хальсом приступили к портретам. Питеру я поручил царевну, а Хальсу поставил задачу написать Федора Борисовича. Позировали брат с сестрой по вечерам, а чтобы было не скучно, они в это время слушали всякие истории, которые рассказывал сподвижник самого Ермака, старый казак по прозвищу Курай. За время своих странствий он успел исколесить чуть ли не все острожки, многое повидал и многое из обычаев местных народов запомнил.
Мне, как присутствовавшему на этих своеобразных посиделках, тоже нашлась работа – это Ксения с Федором слушали, а я еще и конспектировал, попутно уточняя для себя и вопросы с добычей пушнины. Да и вообще, не помешает знать на будущее всякие там местные словечки и особенности уклада жизни местных народов, учитывая, что я доселе даже не знал, как некоторые из них называются. Если упоминание о зырянах, черемисах, вотяках, самоедах, остяках и тунгусах
[71]
мне ранее хотя бы доводилось встречать в исторических романах, то про обских угров и селькупов
[72]
я слыхом не слыхивал.
Польщенный таким вниманием к себе, Курай заливался соловьем. По счастью, память у него была хорошая, и все, что он повидал за долгие годы странствий, исколесив практически всю Печору, побывав и на Иртыше, и даже в низовьях Оби, Таза и Енисея, то есть у морских берегов, он не забыл.
Кстати, именно Курай, сам того не подозревая, поставил окончательный крест на моих планах относительно скупки пушнины за звонкую монету, как-то обмолвившись, что все эти народцы серебро используют преимущественно в качестве украшений, так что торгов как таковых не ведут, предпочитая натуральный обмен.
Федор пропустил его сообщение мимо ушей, а у меня в памяти почему-то всплыли кадры из фильма «Начальник Чукотки», и выводы напрашивались сами собой. Получалось, что с деньгами соваться к ним бесполезно – нужен товар. Какой – тут казак поведал кое-что из своего опыта, я мысленно добавил кое-какие свои соображения, поэтому картина была относительно ясная, но только на будущее. Раньше зимы заказанный товар не привезут, и только тогда можно будет ставить острожки.
Помог мне Курай, опять-таки сам того не подозревая, и с зимней экипировкой ратников. Дело в том, что я как-то раз обратил внимание на то, что он обут… в валенки.
– Не по сезону вроде, – заметил я ему без задней мысли.
– Дак я ноги как-то раз поморозил изрядно. Давно еще, уж лет с десяток. Поначалу ништо, а последние лета они у меня зябнуть учали, вот я с тех пор и того, – смущенно пояснил он.
Лишь следующим вечером, когда я еще раз мельком посмотрел на них, меня вдруг осенило, что вообще-то на Руси я их доселе ни разу не видал. Чудно, но факт – Русь до сих пор жила без валенок. Похожую на них обувь мне довелось здесь повидать, но лишь похожую – войлочное основание, причем со швом, и пришитое к нему суконное голенище. А вот Курай был обут в настоящие валенки, да и швов я на них что-то не заметил. Правда, подошвы обтянуты кожей, но, как выяснилось, только для того, чтобы войлок не так быстро протерся, а главное, чтобы не намок во время оттепелей, то есть нечто вроде калош.
А ведь такая обувь – вещь не просто нужная для моих ратников во время зимней войны, но чертовски необходимая. К тому же почему только на войне? Если наладить их производство, то от покупателей отбою не будет.
Узнав, как он их раздобыл, я несколько расстроился – оказывается, Курай прикупил валенки на торжище у сибирских татар, когда нес службу в Тобольске. Но затем выяснилось – вновь удача, – что дотошный казак и сам заинтересовался их изготовлением. Уж больно чудно ему показалось, что швы отсутствуют, вот он и полюбопытствовал, каким образом те их мастерят, так что сразу принялся мне излагать подробности процесса, который, как выяснилось, был не столь и сложен, хотя достаточно трудоемок.
– Тута главное, чтоб шерсть справная была, да непременно чтоб летнина
[73]
. Вот ее, очистивши от всех колючек, поначалу прутом сбивают, опосля сбрызгивают водицей али там…
– А цвет? – поинтересовался я, внимательно выслушав казака. – Цвет посветлее можно сделать? Или какая шерсть, такой и…
– Конечно, ей самой посветлее надобно быти, но и подбелить можно, – утвердительно кивнул он. – Они в войлок парное молоко втирают, ажно до сухости, а опосля на солнце раскладывают али у костра своего в чуме, ежели зимой.
«Или на печи», – мысленно добавил я, прикидывая, как и что, и на следующий день заказал пристроить к возводимым помещениям для мануфактуры еще одно – для валяния, – назначив Курая начальником обувного цеха.