Круглов, конечно, понимал, что его мысли и чувства отдают какой-то шизофренической блажью, но ничуть не тревожился по данному поводу. Каждый из людей – немного шизофреник, и каждый спасается от страшного мира по-разному. Одни прячутся за бутылку водки, другие живут по принципу «мой дом – моя крепость», а он, Олег Круглов, выбрал себе в качестве защиты животворящий крест. И, кажется, поступил намного умнее, чем другие, ибо нет на свете надежнее защиты, чем покровительство Бога.
Круглов отложил зашитую кофту и взглянул на экран телевизора.
Светловолосый мальчик на экране открыл глаза и испуганно огляделся. Ему только что мерещились черные крабы, ползающие по его рукам и коленям. Страшные видения посещали мальчика из-за нового лечения, которым врачи заменили химиотерапию.
Рядом с мальчиком сидел лысоватый священник. Он тоже был болен. Морщинистое лицо священника было изможденным, кожа бледной. Из него, так же, как из мальчика, болезнь высосала все соки. Взглянув на мальчика, священник сказал:
– Ты заснул и тяжело дышал. Значит, тебе снилось дурное. Или не очень хорошее.
Мальчик вздохнул.
– Бывало и получше, – пробормотал он. Потом выдержал паузу и тихо спросил: – С вами случается, что вы видите или слышите то, чего не бывает в реальности?
Священник улыбнулся.
– Да. Но только не рассказывай никому о своих видениях. Это твой секрет. – Он отвел взгляд и немного помолчал. Потом заговорил снова: – Когда умирала моя жена, я весь день просидел рядом с ней. Молился, плакал… А она на меня даже не взглянула. Смотрела вокруг… на всех других… Но мы были одни. И я подумал: она уже там, где мы сейчас… В долине смертной тени.
Несколько мгновений оба молчали.
– А знаешь, что делать, оказавшись в этой долине? – спросил вдруг священник.
Мальчик покачал головой:
– Нет.
Священник чуть прищурил глаза и назидательно проговорил:
– Главное – не убояться зла.
Повар Круглов, сидя в мягком кресле, усмехнулся. Как все просто в фильмах. «Не убояться зла». А что делать, если зло ходит за тобой по пятам и дышит тебе в затылок? Вот как здесь, на забытой Богом полярной станции.
Олег вздохнул и протянул руку к пластиковой чаше с жареными орехами. Но вдруг яростный голос громко проговорил:
– Ну а ты?
Круглов вздрогнул. Медленно повернул голову и посмотрел на экран. Священник смотрел прямо на него, и от его взгляда Олегу стало не по себе.
– Ты так и будешь сидеть тут и пялиться на экран? – тем же надменным, презрительным голосом произнес священник.
Глаза повара изумленно распахнулись.
– Я… не понимаю, – пробормотал он.
– Не понимаешь? Командор выстрелил в тебя. А ты ведешь себя так, будто ничего не случилось.
– Но я… – Круглов сглотнул слюну и покосился на Беглова – тот сидел в кресле и читал журнал. Повар вжал голову в плечи, поправил наушники, потом вновь взглянул на экран телевизора и прошептал одними губами: – Что же я должен делать?
Священник прищурил темные глаза.
– Беглов – зло. А со злом нужно бороться. Разве не так? «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня!» Псалом двадцать второй, помнишь?
Круглов снова покосился на командора. Потом скользнул взглядом по лицам остальных. Никто из присутствовавших не смотрел на него. Повар опять посмотрел на священника.
– Но как я должен бороться? – тихо спросил он.
Священник усмехнулся, затем вынул из своей вены длинную блестящую иглу, оторвал ее от пластикового шланга капельницы и протянул Круглову:
– Возьми это.
– Игла? – удивился повар. – Простая игла?
– Даже простая игла может стать орудием возмездия. Но помни – все, что ты делаешь, делай с молитвой на устах. И да поможет тебе Бог!
Круглов взял иглу. На кончике ее блестела капелька крови. Сжимая иглу в правой руке, левой он стянул с головы наушники и поднялся с кресла. Нос и губы повара были перепачканы кровью. Однако никто из присутствующих не обратил на это никакого внимания.
Круглов машинально вытер рукавом рубашки окровавленный нос и зашагал к столу, за которым сидел командор.
Все дальнейшее было похоже на фильм ужасов. Поравнявшись со столом, Круглов вдруг резко развернулся, шагнул к Беглову и с размаху воткнул ему иглу в шею. Тут же вынул ее и воткнул снова. А потом еще раз. И еще. Игла со звоном переломилась.
Командор резко оттолкнул от себя повара и вскочил с кресла. Кровь заструилась по жилистой шее Беглова. Обломок иглы торчал у него чуть ниже левого уха.
Оператор Иван и метеоролог Ветров сорвались со своих мест, подскочили к Круглову, схватили его за руки.
Командор, зажав рукой рану на шее, покачнулся и стал валиться на диван. Вовремя подоспевшая Ульяна поддержала командора и помогла ему сесть.
Повара скрутили, ремнем связали ему руки за спиной.
– Беги за доктором! – крикнул Иван метеорологу.
Ветров кивнул, повернулся и с перекошенным от ужаса лицом бросился к двери.
8
Страшно было Альберту Петровичу Ветрову. Очень страшно! Никогда в жизни он не сталкивался со столькими ужасами сразу. Хотя что там «сразу», он и по отдельности-то с ними никогда не сталкивался. До вчерашнего дня жизнь Альберта Петровича была спокойной, размеренной и безвредной.
Друзей у него не было. Женщины… В общем-то, и женщин никаких не было. Женщинам нужны высокие молодые блондины, а не приземистые метеорологи с ипотечным долгом в шестьдесят тысяч долларов и с вечно всклокоченными волосами, которые не может взять ни одна расческа.
Чего уж греха таить, скучной жизнью жил метеоролог Ветров. Но до вчерашнего дня он этого совершенно не понимал. А сейчас… Странно все и непонятно. С одной стороны, погибли коллеги Альберта Петровича, таинственный злоумышленник лишил станцию связи с внешним миром, в американской обсерватории не осталось в живых ни одного человека. Впору было хвататься за сердце и глотать валидол, а Ветров, несмотря на всю кошмарность ситуации, чувствовал что-то вроде душевного подъема.
Поначалу он абсолютно не понимал себя, а потому – был растерян и напуган. Но потом вдруг понял. Удивительно, но именно благодаря всем произошедшим ужасам Альберт Петрович (быть может, впервые в жизни) почувствовал себя живым.
И теперь сердце его отчаянно колотилось в груди, но сам он чувствовал себя превосходно. Альберт Петрович словно бы сбросил лет пятнадцать, а вместе с ними – и нажитые за эти годы полтора пуда веса.
«Как знать, – размышлял Ветров, торопливо шагая по коридору, – может быть, жизнь специально навалила на меня столько ужасов, чтобы я снова смог почувствовать ее вкус и остроту. То, что нас не убивает, делает нас сильнее. В данной мысли определенно есть резон».
